Джосайя Бэнкрофт - Восхождение Сенлина [litres]

– А что за жизнь мы ведем сейчас? – спросил Сенлин.

– Ты сказал мне, что стоил Комиссару небольшого состояния. Ты его ограбил; почему бы не потребовать выкуп? Договориться о сделке. Дать ему то, что он хочет, и он тебе заплатит. Я в этом уверен. Вместо того чтобы бежать, мы могли бы купить свободу.

– Адам, – сказал Сенлин, резко отпуская бутылку и откидываясь на спинку кресла, скрестив руки на груди. – Могущественные люди не торгуются с такими, как мы. Они нас не уважают и не боятся, и поэтому ничто не помешает им отказаться от сделки. У них нет чести. Вспомни пиратов, из-за которых потерял глаз! Как это случилось? У вас же был уговор, верно? Но власти у тебя не было, и они об этом знали. – У Сенлина пересохло в горле, а на зубах собралась слюна. – Даже если бы – подчеркиваю, «если» – Комиссар был готов торговаться из-за выкупа, он бы согласился заплатить за две вещи. Во-первых, за его драгоценную картину, которой у меня нет. И во-вторых, за мою голову. Искренне надеюсь, что он вовсе про меня забыл. Это был бы наилучший сценарий.

В ответ на пылкие призывы Сенлина к здравомыслию Адам пожал плечами.

– Я не говорю, что в этом нет риска, продуманного риска, но ты строишь слишком много догадок по поводу того, что Комиссар может подумать о предложении, способном сэкономить ему усилия и время. Оно не кажется мне более нелепым, чем замысловатый план с кражей корабля. – Излучая упрямую юношескую уверенность, которая затронула в Сенлине старую учительскую жилку, Адам с самодовольным видом договорил: – Я лишь пытаюсь быть разумным.

– А я пытаюсь спасти твою сестру! – крикнул Сенлин яростней, чем намеревался.

Адам, пусть и сбитый с толку вспышкой гнева, настаивал на своем:

– Даже если у тебя нет картины, ты мог бы продать ему сведения о том, у кого она есть. Будь у нас в кармане хоть немного денег…

– Нет, Адам! Нет, я не собираюсь торговаться с Комиссаром. Хватит об этом! – Сенлин стукнул по столу так, что книга подскочила. У Адама сделался вид, словно его ударили, о чем капитан порта сожалел, но это не охладило его пыл. – Послушай, ты никогда не соберешь достаточно денег, чтобы вырвать Волету из кабалы, потому что Родион не желает ее отпускать. Он заберет твои деньги и продаст ее снова, кому-то другому. А почему нет? Как ты сможешь его остановить? Если хочешь увидеть сестру свободной, нам придется все сделать самим!

Адам нахмурился, но ничего не сказал. Пока грузчики снаружи улюлюкали, пропасть между ним и капитаном порта успела расшириться. Сенлин вытер губы и ощутил в пальцах незнакомую дрожь. Не мысль о Волете привела его на грань маниакальной ярости. Все дело в Марии. Только в ней. Неделю назад он наконец-то прекратил навязчиво вертеть ее портрет и спрятал его в тайник под половицей, вместе с дневником и огьеровским пистолетом в форме ключа. Он это сделал, потому что она превращалась в абстракцию, образ, идеал. Он чувствовал, как это происходит. Женщина исчезала. Воспоминания о волнующем голосе, проворных пальцах и мягком флирте, с помощью которого она утешала его в комнате, где было слишком многолюдно… Все это таяло, а освободившееся пространство занимала нарисованная Огьером икона, становясь с каждым днем все больше и реальнее. И потому он спрятал ее от себя в надежде, что, когда снова увидит ее портрет, тот подстегнет его память, породит маленький всплеск надежды и позволит еще немного продержаться, не принимая однообразную, пустынную жизнь, которая простиралась вокруг, не таясь.

Не говоря больше ни слова, Адам встал и вышел из комнаты. Сенлин не пытался его остановить. Он понял, что совершил ошибку, поделившись страхами и изъянами в плане с юным Бореем. Адаму нужны были указания, предводитель, капитан, и, желал он того или нет, Сенлин принял эту роль. Теперь надо вести себя соответствующим образом. Команда не желает знать, что капитан сомневается или что в его плане полно лакун. Это разрушает уверенность, и они начинают хвататься за соломинки, в точности как Адам. В том, что Сенлин не добился успехов в поисках команды, корабля или ветра, не было вины Адама. Очень скоро, если он так и не продвинется вперед, юноша найдет себе другого дудочника и пойдет следом.

Сенлин проснулся посреди ночи от грохота.

Звук был похож на хлопанье двери, но раздался ближе к полу. Он сонно подумал, что это люк. Но в комнате не было люка. Может, эхо чего-то на складском дворе или отголосок ночного кошмара, который обманул его слух наяву? В полудреме он открыл глаза, ожидая увидеть тусклый золотистый свет от пригашенных ламп снаружи.

Над его кроватью стояла красная светящаяся фигура, изгибаясь и дергаясь, как человек, застигнутый припадком. Он немедленно понял, что это Красная Рука. Палач Комиссара невозможным, невероятным образом его разыскал.

Убийца тянул себя за колено. Он наступил на сломанную половицу, и его ступня застряла в тайнике Сенлина. От всплеска адреналина руки и ноги Сенлина стали излишне чувствительны; каждый нерв ощущался как искрящийся фитиль.

Сенлин скатился с противоположной стороны кровати, намереваясь броситься к двери. Но вместо этого он упал на пол, запутавшись в простынях. Он трепыхался, как рыба в сети. Позади скрипнули доски, и он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Красную Руку, который взмыл над кроватью, словно космический феномен, словно огненный шар, летящий через атмосферу. Потом метеор упал. Красная Рука врезался в Сенлина, и они покатились по полу клубком постельного белья с торчащими руками и ногами.

Они врезались в хлипкий комод, из которого выскочили все три выдвижных ящика. На них посыпались рубашки, опутывая рукавами. Латунный наруч убийцы задел челюсть Сенлина, и у него брызнули слезы из глаз. Сквозь белые простыни он видел только красное свечение, как будто следил за лесным пожаром через густой дым. Внезапное давление на запястье не дало ему смахнуть с лица постиранное белье.

– Где картина? – спросил Красная Рука тихим и спокойным голосом, словно выяснял у Сенлина, который час.

– Я не знаю, – ответил тот сквозь зубы.

Узор вен делал палача похожим на оцепеневший фейерверк, всплеск вулканического пламени. Свободной рукой Сенлин натянул рубашку поверх яркого черепа и обмотал рукав вокруг шеи убийцы. Красная Рука, казалось, начал задыхаться, и в Сенлине затеплилась надежда: возможно, он освободится. Но палач не охнул от неожиданности. Это был всего лишь вздох. Усталый, презрительный вздох. Сенлин наскучил своему убийце.

Не успел Сенлин затянуть самодельную петлю, как мучительная боль пронзила плечо. Палач вывернул его руку с поразительной механической силой. Он завертелся, напрягшись, пытаясь удержать плечо в суставе. Его вынудили перевернуться на живот, и он оказался совершенно беспомощным. Он пинался, как ребенок в истерике, но пятки били мимо цели. Красная Рука дернул жертву за волосы, упираясь коленом в копчик, и спина Сенлина изогнулась дугой. Он почувствовал себя щепкой для растопки, которую вот-вот переломят надвое. Потом пол резко двинулся навстречу. Времени хватило лишь на то, чтобы отвернуть лицо, и он ударился боком. Щепки впились в ухо и щеку. На мгновение он оглох. Затем звенящая нота, спускаясь из-за пределов слышимости, точно падающая бомба, медленно достигла нижних частот. Его голову во второй раз подняли и ударили об пол, под ним треснуло дерево. Перед глазами Сенлина заплясали мошки, желтые пауки поползли по красной сети. Красная сеть открыла пасть, демонстрируя маленькую горячую топку и похожий на пламя язык.