Лэйни Тейлор - Муза ночных кошмаров [litres]

– Это едва ли окончательное решение проблемы, – сказала Спэрроу. – В любом случае снадобье скоро закончится.

Руби пожала плечами.

– Могу поспорить, люди тоже готовят снотворное. Одолжим у них. Ну, он одолжит. – Девушка ткнула пальцем в Лазло.

Наверное, юноша мог бы так поступить, но это далеко не главная проблема.

– Что насчет них? – поинтересовался он, подразумевая рабов-призраков, столпившихся в галерее.

Руби окинула комнату взглядом и скривилась.

– Ну-у, наверное, мы могли бы их переместить. – Ее глаза загорелись. – Заставь это сделать своих слуг из мезартиума, чтобы нам даже не пришлось к ним прикасаться!

Юноша озадаченно уставился на нее.

– Я имел в виду… – растерянно начал он, а затем посмотрел на Сарай умоляющим взглядом.

– Он имел в виду, – вмешалась она с осуждающими нотками в голосе, – что они – рабы, и пока Минья без сознания, они будут находиться в ловушке.

– Зато никто не заставляет убивать их собственные семьи, – заметила Руби. – С ними все хорошо.

Ферал вздохнул и сказал Лазло:

– Не жди от нее естественных чувств. Такая вот наша Руби.

На ее лице вспыхнуло выражение, подозрительно напоминавшее боль – одно из самых естественных чувств, какое только есть. Спэрроу ответила за сестру.

– Или же, – устало обратилась она к Фералу, – ты просто фантастически плох в понимании чувств других. – Это она знала по собственному горькому опыту, когда считала, что влюблена в него. Прежде чем он или кто-либо другой успел высказаться, девушка вернулась к основной теме: – Мы не можем вечно держать этих призраков в плену. Пока придумываем план – трогать их не будем. – Спэрроу говорила с тихой уверенностью. – Нельзя просто убрать их с глаз долой. Мы не должны о них забывать. Они люди.

– Спэрроу права, – кивнула Сарай. – Я бы ни за что не поработила эти души ради собственной свободы.

– Их свобода находится не в твоих руках, – заметил Лазло, желая облегчить груз ее вины. – Она во власти Миньи, и ты сама знаешь – если девочка проснется, то их освобождение будет последним в списке ее дел.

Между ними молчаливо пронеслось понимание, что призраки обретут свободу только в случае смерти Миньи.

– Знаю, – беспомощно ответила Сарай. – Должно быть что-то, о чем мы не подумали. Какой-то способ достучаться до нее.

Несмотря на глубокое облегчение и чувства, которые она питала к Минье в худшие или лучшие времена, Сарай не могла принять мысль о том, что девочку придется вечно держать в мире сновидений, как какую-то проклятую ведьму из сказки. Но какая у них альтернатива? Беспомощность поглощала ее целиком. Каждая попытка договориться с Миньей притерпевала неудачу. Если и был способ до нее достучаться, Сарай не имела о нем ни малейшего представления.

Но…

В ее голове крутилась небольшая горстка слов из разговора. Те, которые так беспечно произнесла Руби: «Временами Сарай может навевать ей приятные сны».

Сарай не создавала приятных снов. Она – Муза ночных кошмаров, которой сделала ее Минья. С того момента, как пробудился ее дар, – момента, когда Минья заставила перестать подавлять его, – девочка взяла на себя ответственность и решала, как его использовать и кем Сарай быть. Минья создала ее, а… Резня создала Минью.

Кем бы они стали, если бы выросли в другие времена? С какой целью могла бы использовать свой дар Минья и с какой – Сарай? Одна контролировала души, другая – сны. Обе обладали таким могуществом.

В то утро Сарай пожалела, что не унаследовала дар матери, чтобы стереть ненависть Миньи. Что ж, этого она сделать не может. Ее дар – сновидения. Не обязательно кошмары – это работа Миньи. Даром Сарай были сны. Как бы она могла его использовать, начни все с чистого листа?

Если он вообще у нее есть, учитывая, что она мертва.

Девушка вздохнула и перевела взгляд с Лазло на Спэрроу, Ферала, Руби и, наконец, на Минью. Во сне ее личико выглядело таким безмятежным, ресницы отбрасывали слабую тень на щеки.

Что происходит у нее в голове? Что снится Минье? Сарай не знала. Она никогда не смотрела. Минья запретила это делать, когда они были еще детьми. Внезапно все стало предельно ясно: нужно узнать. Она должна проникнуть к ней в голову и поговорить с девочкой во сне. Если это все еще возможно, если дар остался при ней.

Сарай сказала остальным:

– Давайте перенесем ее на кровать и устроим поудобнее. – Она сделала глубокий вдох. – С наступлением ночи, если мои мотыльки появятся, я отправлюсь в ее сны.

До наступления ночи оставалось несколько часов, и их нужно было провести с умом. Определив курс действий, Сарай стала нервной и неуверенной, ее внутренний маятник раскачивался между страхом и ужасом: страхом оттого, что дар может не проявиться, а ужасом потому, что это все-таки произойдет. Чего она боялась больше? Посягнуть на сокровенное святилище Миньи или не иметь возможности это сделать, из-за чего придется затоптать еще одну сумасбродную надежду?

Минью уложили в кровать. Любой из них мог ее перенести – она была невесомой, – но поднял девочку Лазло и все то время, что держал ее на руках, с изумлением думал: «Это моя сестра!»

Ее покои, некогда принадлежавшие Скатису, отличались от других. В остальных располагались спальня, ванная, гардеробная и небольшая гостиная. В ее же распоряжении был целый дворец, занимавший все правое плечо серафима. Там был и фонтан – уже высохший – с кувшинками из мезартиума, по которым можно было ходить, как по камушкам. Углубленная гостиная полнилась бархатными подушками, а обрамляли ее высокие колонны в форме серафимов с раскрытыми крыльями, поддерживающими высокий изысканный купол. Величественная лестница вела к мезонину. Оттуда протянулся длинный коридор с филигранными окнами, подобными огромным панелям из металлического кружева. В конце находилась просторная спальня с кроватью в центре, на фоне которой даже ложе Изагол выглядело скромно. Лазло опустил Минью. В волнах голубого шелка она казалась ей спичкой на волнах океана.

– Кто-то должен наблюдать за ней, – сказала Спэрроу, – на случай, если она начнет ворочаться.

Все согласились. Спэрроу первой вызвалась на дежурство и придвинула стул к кровати, оставив поблизости зелененький пузырек – вдруг понадобится влить одну капельку между губ Миньи.

– Мне кажется или она что-то говорит? – спросила Руби, наклоняясь ближе.

Все посмотрели. И вправду, ее губы шевелились, но не издавали ни звука. Если Минья и шептала слова, они не могли их разобрать. Но от этого у ребят пробежали мурашки – какой разговор она могла вести во сне?

Они проголодались. Никто особо не насытился утренней буханкой. Поэтому ребята направились на кухню, смущенно протискиваясь между отсутствующими, оцепеневшими нянями, и там же обнаружили, насколько они беспомощны.