Ирина Котова - Расколотый мир [litres]

Прирезать их нельзя – тварь возбудится от запаха крови и ревом соберет всю округу. Шаги всё приближались; Макс выжидал – и, когда стрекоза снова замерла, отступил в тень, потянув за собой Богуславскую, ушел на пару десятков шагов назад, нажал ей на затылок, укладывая за упавший ствол, и вновь направился к вышедшим из-за уступа наемникам, обходя их по кругу. Ловчие уже удалились от стрекозы, и их тихие голоса хорошо были слышны в лесу.

– Был тут кто-то, говорю тебе! Просто так раньяр бы не забеспокоился, чует чужаков.

– Может, ящер пробежал?

– Сам ты ящер!

Макс оказался позади отставшего, неразговорчивого, примерился и резко ударил его рукояткой ножа в затылок. Наемник рухнул – и Тротт подхватил его под мышки, бесшумно уложил на землю.

– Э, а где Орхши?

– Только что тут был…

Подавшиеся назад бойцы наткнулись на тело товарища, заозирались, но вокруг никого не было.

– Что это с ним? Жив?

Один склонился над поверженным, начал щупать пульс, и Макс, воспользовавшись моментом, захватил у второго кадык, резко дернул вверх – и снова отпрыгнул в темноту. Ловчий захрипел, оседая на землю.

– Да вроде теплый… Э, что с тобой?

Третий наемник упокоился рядом с первым от удара по голове. Стрекоза, застывшая было, снова задвигалась, застрекотала, и Макс замер. Наконец она успокоилась, и инляндец, вытянув из-за дерева испуганно моргающую Богуславскую, осторожно, пытаясь держаться вне зоны видимости чудовища, прошел мимо скалы.

Еще несколько раз они обходили высаженных на скалы раньяров и патрули, пока не начался спуск в небольшую долину между холмов. Там посередине текла мелкая, но широкая речушка, в грозы превращающаяся в бурный поток, и лес там был куда гуще и менее переломанный, и земля влажной – а значит, не избежать чавканья по мхам. К этому моменту они прошли почти половину пути, а Максу становилось все больше не по себе. Слишком все легко, слишком.

И, когда они спустились в долину, Тротт понял, что интуиция его не подвела.

– Что это? – одними губами спросила Богуславская, глядя на гигантские сети, которыми были оплетены, похоже, все папоротники в долине, – как будто кто-то набросил на деревья бесконечные зеленовато-серебристые покрывала. Кое-где ячейки сетей были настолько малы, что сквозь них и птица бы не пролетела.

– Паутина, – как можно спокойнее проговорил Макс, осматривая препятствие. В толстых сплетениях сетей подрагивали капли воды после вечерней грозы. Тронь нить – и посыпятся вниз. Чуть в отдалении билась небольшая косуля, кое-где виднелись вяло подрагивающие мелкие животные и птицы – видимо, выбились уже из сил. Но пауков не было видно. Скорее всего, ждали более крупную добычу.

Теперь стали понятны и отсутствие пауков-лорхов на последнем отрезке пути – их призвали сюда и заставили выплести все эти километры паутины, – и странная расслабленность наемников.

А зачем напрягаться и подставляться, если жертвам все равно придется пройти здесь? И если они не застрянут в паутине, то переход через долину займет столько времени, что днем их наверняка обнаружат. А может, и быстрее: Тротт теперь явственно ощущал слабый запах муравьиной кислоты – значит, сюда все же подошли охонги.

В любом случае обратно пути нет. Даже если удастся второй раз пройти мимо постов наемников – куда дальше? Пытаться добраться до тракта по болоту, на котором человека видно издалека?

– Сейчас нам придется проявлять чудеса ловкости, Богуславская, – ровно сказал он. – Подойдите ближе.

Она подошла, и он заправил ей крылья под сорочку, завязал снизу края так, чтобы плотно прижать. Своими он мог управлять, а принцесса наверняка махнет нечаянно, приклеится – и, пока он будет ее вызволять, сюда сбегутся все пауки и наемники округи.

Алина

Лес, укутанный паутиной, был страшен и, казалось, никогда не кончится. Лорд Макс выбирал ячейки в сетях покрупнее, пробирался сквозь них, и принцесса следовала за ним. Приходилось и прыгать, и проползать по земле, и тянуться на цыпочках, и выворачиваться – она никогда не думала, что может так вывернуться.

Болел живот и пересохло во рту, но она даже не вспомнила про флягу – все протискивалась в ячейки, видя прямо перед глазами подрагивающие капли воды на липких нитях, ползла, шагала…

К своему удивлению, Алина ухитрилась как-то не прилипнуть к сетям, и даже получалось не задевать нити. Все оказалось не так страшно, и через некоторое время принцесса стала даже подмечать систему, по которой была соткана паутина. Полотна изгибались почти параллельно друг другу на протяжении десятков, а то и сотен метров, образуя длинные коридоры, кое-где смыкаясь и снова размыкаясь.

Видела она издалека и пауков-лорхов, застывших в центре материнских паутин, – огромных липких «снежинок», растянутых между несколькими высокими папоротниками, от которых и брали свое начало сетчатые полотна.

Иногда Алинкин нос начинал щекотать острый, резкий запах муравьиной кислоты, очень густой, перебивающий даже вонь от рыбной мази. Она помнила, как пахло в зале, разрушенном тха-охонгом, но подобный ему гигант в лесу не мог двигаться бесшумно – а вокруг не было слышно ни треска деревьев, ни громкого шуршания крон, раздвигаемых тушей.

В конце концов принцесса увидела источник этого запаха – когда профессор, как всегда, быстро дернул ее за руку, призывая лечь на землю, и они оба затаились за плоским валуном, среди мелких, сантиметров двадцати в высоту, кустиков и мхов. Через несколько минут она наблюдала, как медленно, ворочая треугольными головами с жуткими челюстями, проходят в каких-то пяти метрах от них мелкие копии тха-охонга, похожие на смесь богомола и муравья размером с лошадь. Чудовищами управляли всадники, в их руках были факелы, и Алина сжалась, ужасаясь, что сейчас их увидят.

У места, где они с Троттом лежали, один из охонгов начал подергивать передними торчащими лапами-лезвиями, словно в раздумии, и всадник повел туда-сюда факелом, но инсектоид поковылял дальше, и принцесса едва удержалась, чтобы шумно не выдохнуть от облегчения.

Паутина очень замедляла движение. Луны прошли уже половину неба, Алинка отупела от желания спать, а долина все не кончалась. Пришлось перебираться через речку, замирая от страха – в тишине очень громко плескала вода, – снова вслед за Троттом перелезать через липкие сети. Она очень старалась не ошибиться. Но ступня поехала на скользком камне – и пятая Рудлог всем весом вляпалась в паутину.

Сеть завибрировала, крупным дождем с громким шорохом посыпались капли воды на землю. Профессор повернулся – принцесса молча дергалась, пытаясь высвободиться и запутываясь еще больше. Лицо инляндца вдруг показалось очень бледным. В руке его сверкнул призрачный клинок, и он принялся обрубать липкие нити. Алина, высвободив руку, достала нож, тоже принялась пилить паутину, но та была очень прочной и липла к лезвию.