Михаил Рожков - Хранитель

— Не сейчас.

— Что делать-то будем?

— Ждать.

Створка ворот открылась вновь, из гаража вышли двое мужчин в чёрных масках, открыли двери машины, развязали пленникам ноги и повели в помещение. Внутри было пусто, лишь возле дальней стены стоял Максим и какой-то мужчина. Под потолком ярко светила лампочка, поэтому, попав из темноты на свет, пленникам пришлось слегка зажмуриться, что мешало разглядеть зачинщика всей этой истории. Мужчина стоял спиной к вошедшим, широко расставив ноги и держа руки за спиной.

— Привели? — спросил неизвестный.

— Да, — ответил один из людей в маске.

— Скорее всего, это те ребята, которые напали на нас в квартире, — шепнул Ручкин Монахову. — А голос их главаря мне подозрительно знаком. Где же я его слышал?

— Ну тогда побеседуем, — произнёс главарь и повернулся лицом к журналисту.

Ручкину только и оставалось открыть рот от удивления.

— Вы? — произнёс он.

— Я. Ну здравствуйте, Пётр Алексеевич. Рад вас видеть в добром здравии. Я же обещал, что мы ещё свидимся.

Это был Семёнов.

— Захар Аркадьевич? — только и смог произнести журналист.

— Да я, я! Не ожидали? Правда, теперь мы поменялись местами. Теперь я, так сказать, на коне.

— Но как?

— Вам правда интересно? Ну что же, расскажу. Пять лет назад, когда земля в Красном Богатыре стала красной и вокруг посёлка начали строить стену, ко мне пришли двое мужчин. Я думаю, вы сами догадаетесь, из какой они были организации. Им необходим был человек, который бы сообщал им нужную информацию обо всём, что будет происходить в посёлке.

— Проще говоря, стучать, — перебил Ручкин.

— Ну почему же сразу стучать? Просто сообщать им нужную информацию. Ведь по решению верхов никто из посторонних в селе жить не мог, а свой человек им позарез нужен был. Вот я и сообщал им, конечно, только то, что выгодно было мне.

— И что же взамен?

— Через несколько лет они обещали разрешить мне покинуть красную землю вместе с моей семьёй. Ну, этот срок и пришёл. Конечно, этому событию поспособствовал учинённый вами переворот, так как оставаться мне там стало небезопасно. Так что через десять дней с момента вашего отъезда красную землю покинул и я.

— А семья ваша?

— Любаша с Настенькой в Москве.

— А зять?

— А-а-а, гнилой человек оказался, — произнёс Захар Аркадьевич, махнув рукой. С Зинкой спутался. Настенька, конечно, переживала, но ничего, найдём ей нового жениха. Так смешно было, когда Фрол гонялся за Сашкой по всему посёлку.

Семёнов закатился громким смехом, видимо, вспомнив этот момент.

— А как же Фрол, он разве не ваша семья? Он где?

— А что Фрол? Он жив, здоров, у него есть руки и ноги. Он там же, где и был, на красной земле. И на том пусть скажет спасибо, я и так для него в своё время много чего сделал.

Было видно, что этот момент Семёнову неприятен.

— Тебе, наверное, интересно, почему ты здесь? — продолжил бывший глава Красного Богатыря. Дело в том, что у тебя кое-что есть, что нужно мне. Тебе, может быть, хочется знать, откуда у меня эта информация?

Захар Аркадьевич сделал театральную паузу.

— Анна Серафимовна сказала.

— Это неправда, — возразил журналист. Она даже мне толком ничего не сказала.

— А мне сказала. Но обо всём по порядку, — видно было, что Семёнов смаковал каждую фразу. — Сижу, значит, в доме у батюшки, или прячусь, тут как посмотреть, гляжу, Анна Серафимовна выходит из церкви. Я хотел просто поговорить. И знаете, что я узнал?

— Что? — напрягся Ручкин.

— Оказывается, есть такой кинжал, в лезвие которого вделан элемент копья Лонгина. Я думаю, вы, господа, — кивнув на историка и журналиста, — не меньше меня знаете, какие возможности оно даёт. Но не меньшие силы даёт и этот кинжал. У кинжала есть хранитель, который бережёт его от людей, пытающихся завладеть им в корыстных целях, ну, таких, как я. Предыдущим хранителем была Анна Серафимовна. Бывает же, подполковник КГБ и хранитель. Теперь хранитель вы, Пётр Алексеевич.

— Она не могла вам этого рассказать, — стиснув зубы, проговорил Ручкин.

— Она и не хотела, — произнёс довольный Семёнов. — Но у меня была волшебная таблеточка, заботливо спрятанная в подкладку брюк. Эту таблеточку мне в своё время дали люди, на которых я работал. Ну так, на всякий случай, мало ли кого разговорить. Анна Серафимовна, конечно, не хотела её глотать, но тут мне пришлось немного применить физической силы. Знаете, Пётр Алексеевич, не люблю бить женщин, особенно пожилых. Но жизнь — штука не простая.

Журналист напрягся, готовый броситься на Семёнова в любой момент.

— Вы, наверное, догадываетесь, что это за таблетка. У спецслужб, оказывается, богатый арсенал. Есть сыворотки правды, есть таблетки правды, и наверняка есть много чего ещё. А знаете, что самое печальное, Пётр Алексеевич?

— Что? — спросил Ручкин на выдохе, боясь услышать ответ.

— У пожилых и слабых здоровьем людей эта таблетка через несколько часов вызывает остановку сердца.

С диким рёвом Пётр Алексеевич бросился на Семёнова, несмотря на связанные руки. Люди в масках не дали ему завершить этот бросок, сбив с ног. Ручкин лежал на полу, тяжело дыша, и смотрел на Захара Аркадьевича.

Захар Аркадьевич ликовал. Это был его звёздный час.

— Месть — блюдо, которое подаётся холодным, — произнёс Семёнов, улыбаясь. — А теперь скажите-ка мне, товарищ журналист, где кинжал? Это ваш единственный способ остаться в живых.

— Вы всё равно не сможете к нему прикоснуться, — ответил Пётр Алексеевич.

— А я и не собираюсь. Чтобы им обладать, не обязательно его трогать. Ну так где?

— Потерял.

— Пётр Алексеевич, ни к чему это геройство. Таблеток волшебных у меня больше нет, но есть множество других способов заставить вас говорить. Мне, признаться, не очень нравится вид крови, так что давайте не будем тратить моё время и ваше здоровье.

Ручкин молчал.

— Ну хорошо, — произнёс Семёнов. — Я вижу, вечер перестаёт быть томным. Сегодня я никуда не спешу, и до утра я совершенно свободен.

С этими словами он достал из кармана секатор, пощёлкал им в воздухе и произнёс:

— Начнём с пальцев, Пётр Алексеевич. Неудобно будет, наверное, писать статьи, имея неполный набор на руках.

Журналист дёрнулся.

Захар Аркадьевич постоял, подумал, а потом решил:

— А начну-ка я, пожалуй, с вашего приятеля, а вас оставлю на десерт. Вы точно хорошо подумали, Пётр Алексеевич?

— Мне вам нечего сказать, — не очень уверенно произнёс Ручкин.

— Ну что ж.

Семёнов кивнул в сторону испуганного Монахова. Двое в масках крепко схватили его, держа правую руку вытянутой. Захар Аркадьевич подошёл к историку, взял его мизинец в руку, вставил его между лезвиями, посмотрел на журналиста и сжал рукоятки. Геннадий Викторович истошно закричал, кровь брызнула на одежду Захара Аркадьевича. Ручкин закрыл глаза.