Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

Вымыв Джиана, натерев его пряностями и замариновав в маслах, слуги вытащили его из остывающей воды и стали тереть грубыми льняными полотенцами – до тех пор, пока его кожа не заблестела, как полированная древесина. Лицо горело особенно сильно – его умудрились натереть в таких местах, которые, по мнению Джиана, и вовсе не были предназначены для мочалки. Одетые в серое слуги, орудуя деревянными гребнями, нанесли еще больше душистых масел на его волосы, а потом начесали их щеткой из кабаньей щетины, превратив в черный шелк, и связали на макушке в такой плотный узел, что Джиану с трудом удавалось моргать. Всю эту конструкцию закрепили желтым шарфом. Джиана нарядили в подготовленные его матерью шелка, на ноги обули золотые тапочки, мягкие, как кожа младенца, и совершенно не подходившие для задуманного им плана: выбраться в окно и убежать домой.

Один из слуг вытащил пробку из ванной. Вода со свистом и шипением вытекла по спирали в слишком узкую для побега трубу.

Входная дверь-ширма с грохотом разъехалась, и в комнату, точно шторм в начале лета, влетела источавшая властность низкорослая женщина, облаченная в одежды цвета сгущающихся сумерек.

– Ты почти готов. Вот и замечательно, – сказала она, улыбнувшись, и ее маленькие яркие глазки почти исчезли в складках кожи.

Женщина подплыла ближе – она прекрасно освоила манеру передвижения танцовщиков уло, – и Джиана окутало облаком жасминовых духов. Аромат не был тонким, но и неприятным его назвать было нельзя. Джиан подумал, что у этой женщины доброе лицо. Доброе и страшное одновременно. По всей вероятности, она была матерью.

– Подойди-ка ко мне, – произнесла она. – Нет, не туда, а вот сюда… Обернись, дай-ка я тебя хорошенько рассмотрю. – Она дернула за шарф, которым были связаны его волосы, ткнула Джиана в плечо и резко ущипнула за щеку. – Осталось немного детского жирка, но ничего, сойдет. Должно сойти. Дай-ка взглянуть на твои зубы… аааа. – Она открыла ему рот и сама при этом сверкнула ослепительной улыбкой. Джиан удивился, обнаружив у нее во рту целую россыпь драгоценных камней и золота. – Да еще эти глазищи. Да, ты вполне подойдешь.

Некоторые дети, рожденные на рассвете Двух Лун, оказываются самыми обычными людьми, отцы которых всего лишь плохо рассчитали время. Но ты, мой мальчик – настоящий дейчен. Еще парочку лет, и ты мог бы сойти за чистого иссука. Я нюхом чую море на твоей коже. – Женщина глубоко втянула носом воздух, словно и вправду собиралась его обнюхать, и с удовлетворением выдохнула. – Была бы у меня тысяча подобных тебе, мы хоть сегодня отправились бы на Атуалон и вернулись бы оттуда с королем-самозванцем, запертым в клетку. Ажам, Нинианн иль Мер, даже эта кошка Сарета осыпали бы наш путь лепестками, лишь бы выбраться из его тени. Я состряпаю из тебя неплохой подарок императору, юный принц. – Она похлопала его по щеке, там, где был синяк, и улыбнулась, точно кошка, которой повезло во время утренней охоты. – Единая империя, простирающаяся от Нар Бедайяна до берегов Нар Интихаана – вот как выглядит великое будущее, верно?

Все эти наименования значили для Джиана не больше, чем так называемое великое будущее. По правде сказать, ему просто хотелось вернуться в свой дом на берегу моря.

– Я только не могу понять, хм… Джанпей. – Юноша не знал наверняка, как следовало обращаться к этой женщине. – Разве я уже не принадлежу императору?

– А ну молчать! Не следует забрасывать рыбацкую сеть на дракона. К тому же ты должен называть меня Ксенпей. – Женщина порылась в глубоком кармане своего платья. – И еще кое-что, прежде чем мы закончим. Вот. Нефрит привлекает удачу. – Она поднялась на носочки и завязала у него на шее несколько ниток с тяжелыми бусинами. – Янтарь для храбрости. И, наконец, жемчуг… жемчуг для мудрости.

Последнее ожерелье оказалось самым ослепительным из всех, когда-либо виденных Джианом – а он повидал немало жемчуга на своем веку. Жемчужины были черными и крупными, как костяшки у основания больших пальцев, и отливали бордовым в солнечных лучах. Выкуп, достойный принца.

– Это от твоей матери.

Маленькие блестящие глазки следили за ним, изучая его реакцию.

У Джиана запекло в глазах, и он сморгнул слезинки.

– Это слишком большая честь для меня.

– Ты платишь ей своими слезами, мальчик, помни об этом. – Женщина снова ущипнула его за щеку – с такой силой, что он поморщился от боли. – Помни о ней. Помни, кто любил тебя раньше всех, и тогда ты не забудешь, кем являешься на самом деле.

– Что значит «не забудешь»? – Джиан сдержал желание вытереть щеку. – Я не понимаю.

– Конечно, где тебе это понять, глупый мальчишка? Ты ведь еще совсем желторотый. Принц, дитя, губы которого еще помнят вкус материнского молока. Ты ничего не знаешь. Так что смирись с этим и не забывай своих корней, тогда у тебя будет шанс выжить.

Джиан посмотрел на нее, а затем опустил глаза на висевший у него на шее жемчуг, темный, как последний вдох сумерек. Он подумал о матери, о том, как она отбрасывала мокрые волосы с лица и смеялась, выныривая из океанских глубин с корзинкой толстых устриц. Юноша попытался всем сердцем вобрать это воспоминание, сжал жемчужины в ладони и выпрямил спину, словно она вот-вот снова прикажет ему не сутулиться.

– Хорошо, – пообещал он. – Я запомню.

Захватчики пришли, как темные тени, которые падают на залитую лунным светом синюю гладь воды. Заостренные кили громадных кораблей прорезали мягкую турмалиновую кожу великого Дибриса, паруса, точно алебарды, вонзались в небо.

Каждый атуалонский корабль был делом жизни отдельного художника. Резной дракон, кирин и рок вглядывались в водную гладь, казалось, возмущенные тем обстоятельством, что стоявшие на берегу люди еще не преклонили колени перед Ка Ату, великим королем- драконом Атуалона. По бокам каждый корабль щетинился веслами, точно рыба-игла своими шипами, а на носу и корме висели разноцветные фонари. Гигантские барабаны трудились, словно тысячи перепуганных сердец, выбивая призыв к неотложным действиям. До берегов долетал запах благовоний.

В центре, будто король в окружении слуг, шел массивный военный корабль, нос и бока которого были вырезаны в форме великого дракона-виверна. Черная морда искривилась в безмолвном рыке, а тело грузно и величественно скользило по воде, точно это было зловещее речное чудище. Темные паруса рвались и свистели на ветру, а на палубах было так много золотых масок байидун дайелов, что во всем этом сонме, казалось, проскальзывала блестящая пелена чистой магии.

Но Хафсу Азейну не впечатлило это зрелище.

По ее сигналу завыли, поднимаясь и опускаясь, трубы-шофароты, которые подносили к губам в древних приветствиях и призывах об опасности стоявшие на побережье женщины: за двумя короткими гудками следовал длинный грудной вопль, переливы звуков растекались вверх и вниз по реке, пока у людей не зазвенит в ушах и зубы не застучат им в такт. Звуки таяли, оставляя на коже эхо странных вибраций. Когда по водной глади пронесся последний призыв, ему ответили длинным тонким воплем – какой-то крупный змей принял их песню за эхо собственной боли и одиночества.