Джей Кристофф - Неночь [litres]

– Простите, ми донна, – он поклонился. – Я невольно заметил, что вы сидите одна, и посчитал это преступлением против самого Света! Могу я к вам присоединиться?

У Мии похолодел затылок, пальцы дрогнули. Но осознав, что она выглядит как обычная костеродная девушка, пьющая в одиночестве, и вспомнив многие выученные тяжким трудом уроки Аалеи, Мия пригладила перышки и выдала лучшую улыбку из своего арсенала.

– О, звучит прекрасно, – ответила она. – Мне очень лестно, сэр, но, боюсь, меня ждет мама. Возможно, в другой раз?

– Полагаю, ваша мама может подождать, пока вы выпьете еще один бокал? – юноша с надеждой поднял бровь. – Я не видел вас здесь прежде.

– Прошу прощения, сэр, – Мия встала из-за стола. – Но мне действительно пора.

– Постойте-ка. – Юноша перегородил ей дорогу. Его глаза помрачнели.

Мия попыталась подавить нарастающий гнев. Сохранить твердость в голосе. Не поднимать дерзко взгляд.

– Простите, сэр, но вы мешаете мне выйти.

– Я просто пытаюсь быть дружелюбным, девушка.

– Вот как вы это называете, сэр? – Глаза Мии вспыхнули, ее темперамент наконец вышел поиграть. – Другие могли бы сказать, что вы ведете себя, как придурок.

Лицо юноши покрылось пятнами от злобы – внезапной ярости человека, который слишком привык, чтобы все делали так, как он хочет. Он крепко схватил Мию за запястье рукой в железной перчатке.

Она могла сломать ему челюсть. Ударить коленом по яйцам. Сесть на его грудь и отвешивать оплеухи, пока он не поймет, что не все девушки – птицы его полета. Но это показало бы ее как человека, который знает Песню, и, в конце концов, она находилась в пабе с полудюжиной его приятелей. Поэтому она остановилась на том, что вывернула руку, как учил Меркурио, заставляя юношу потерять равновесие и вырываясь из железной хватки.

Пуговицы на манжете отлетели. Ткань порвалась. Ножны на запястье скрутились, и, со звуком трескающейся кожи, стилет из могильной кости Мии упал на пол.

Тяжелая рука схватила юношу за шею, прокуренный голос прорычал:

– Оставь девушку в покое, Андио. Мы здесь, чтобы выпить, а не гоняться за голубками.

Юноша и Мия оглянулись через плечо и увидели пожилого мужчину в доспехах центуриона, нависающего позади юного солдата. Он был крупным, его мрачное лицо испещряли шрамы.

– Простите меня, центу…

Центурион с громким лязгом пнул юношу под зад и отправил восвояси. Затем сложил руки и хмуро наблюдал за ним, пока тот не присоединился к товарищам. Мужчина определенно был ветераном, один глаз закрывала черная кожаная повязка. Удовлетворившись результатом, центурион коснулся края шлема с плюмажем и виновато кивнул Мие.

– Прошу прощения за дерзость моего солдата, донна. Надеюсь, он не причинил вам неудобств?

– Нет, сэр, – Мия улыбнулась, ее сердце постепенно успокаивалось. – Благодарю вас, центурион.

Мужчина кивнул и поднял с пола стилет Мии. Слегка поклонившись, положил его на предплечье и протянул руку. Девушка улыбнулась шире, сделала реверанс и забрала кинжал. Но когда она вернула его обратно в ножны, взгляд мужчины проследил за клинком и заметил ворону, вырезанную на рукояти. Его лоб медленно сморщился.

Мия побледнела.

«О Дочери…»

Теперь она его узнала. Прошло шесть лет, но Мия его не забыла. Это он – с симпатичными голубыми глазами и улыбкой человека, который душил щенков потехи ради, – опирался на бочку, в которую ее запрятали.

«Зубы Пасти! – выругался первый. – Ей же не больше десяти».

«До одиннадцати она не доживет, – пожал плечами второй. – Не дергайся, девочка. Скоро все закончится».

Центурион больше не улыбался.

Мия обошла стол, сбив пустой бокал. Попыталась спешно изобразить еще один реверанс и направиться к двери, но, как и солдат несколько минут назад, центурион перекрывал ей дорогу от столика. Пальцы потянулись к кожаной повязке, прикрывающей глаз, который она проткнула своим стилетом из могильной кости много лет назад. На его лице читалось недоверие.

– Не может быть…

– Простите, сэр.

Мия попыталась протолкнуться мимо него, но центурион крепко схватил ее за руку. Мия умерила свой нрав – едва, – думая, что еще может выкрутиться из этой передряги. Если кинется к двери, как испуганный олень, это привлечет внимание. Но мужчина повернул ее руку, посмотрел на стилет в ножнах на запястье. Ворона на рукояти сверкнула крошечными янтарными глазками.

– Именем Света… – выдохнул он.

– Центурион Альберий? – позвал отруганный солдат. – Все хорошо?

Центурион сомкнул взгляд на Мие. Наружу наконец-то вылезла улыбка душителя щенков.

– О, все просто прекрасно, – ответил он.

Колено Мии врезалось в пах мужчины, локоть – в его подбородок. Центурион зарычал и упал на спину, шлем слетел с головы. Мия перепрыгнула через его тело и помчалась к двери. Легионеры застыли на секунду, наблюдая за тем, как их командир падает, словно скулящий мешок картошки, но вскоре они уже выбегали на улицу в погоне за девушкой. Мия услышала свист позади, сердитые крики, топот ног.

– Из всех таверен Годсгрейва, – фыркнула она. – Каковы гребаные шансы?

– … Ты же сама выбрала тот, что прямо напротив Палаццо …

Она натянула капюшон на голову, ушла с главной дороги в извивающийся боковой проулок, перепрыгнула через мусор и пьяниц, сладких девиц и юношей. Позади продолжал раздаваться топот, свистки, крики людей. Под ногами – булыжники мостовой, узкие стены сдавливают по бокам. Мия выбежала на крошечную пьяццу, всего три на три метра, со старым булькающим фонтаном посредине. Наверху стояла Трелен, ее платьем служили вздыбившиеся волны, богиню окружали свечи и кровавые подношения. Протолкнувшись через небольшой дверной проем, Мия надела на плечи плащ из теней, и весь мир потускнел во мгле и тьме.

Послышались приближающиеся шаги. Тяжелый топот ботинок. Сквозь свой плащ она смутно разглядела, как на площадь выбегают с десяток люминатов, доставших пламенные мечи из солнцестали. Не заметив ее, они разделились и кинулись во всех направлениях. Мия не шевелилась, Мистер Добряк сидел у ее ног, пара выглядела всего лишь как размытое пятно в двери. Она дождалась, пока мимо пробежит еще одна группа солдат, кричащих и пихающих друг друга.

И, наконец, наступила тишина.

Мия медленно вышла из укрытия, ощупывая стену из-под своего плаща. В такие времена было трудно винить Мать за то, что она ее отметила, – если она действительно это сделала. Но, несмотря на преимущества магики, способность шататься в практически кромешной темноте, будучи почти невидимой, это далеко не тот уровень колдовства, что у Адоная и Мариэль. Мия полагала, что все платят свою цену. Адонай жаждал того, над чем властвовал. Мариэль сплетала плоть других и портила собственную. А Мия могла быть невидимой, но в то же время сама едва что-то видела…