Марина Суржевская - Проникновение [litres]

Клин коротко взвыл, с ужасом глядя в спокойное лицо военного.

– Так что советую вам сидеть тихо и не вмешиваться, – закончил Юргас и четко, по-военному, развернулся.

– Ты для этого идешь туда? – бросил ему в спину Клин. – Хочешь отомстить? За… нее?

Юргас замер, его кулаки сжались. Не оглянувшись, он ушел к военным, что рассматривали карту, разложенную на капоте бронированного внедорожника.

Клин и Жан переглянулись, ощущая себя лишними среди людей в черной и серой форме. Лишними, ненужными и растерянными. Их и включили-то в эту новую экспедицию, лишь понадеявшись, что сотрудники Академии могут оказаться полезными, так как уже проходили сквозь туман.

– Похоже, мы влипли, друг, – задумчиво протянул Клин, и Жан согласно кивнул.

– Думаешь, она жива?

И оба посмотрели в сторону тумана, белой полосой манящего в горы.

Сверр чихнул и открыл глаза. Мутным взглядом обвел золото, влажные своды пещеры, тонкие красные прожилки в камне. Поднял голову. Багровая пелена чуть побледнела, жажда убийств отпустила. А вот боль осталась. Хотелось снова зарыться в желтый металл, который давал успокоение черному хёггу, и снова уснуть. Но Сверр себе этого не позволил.

Рык отразился от сводов пещеры, и зверь тяжело поднялся, покружил вокруг себя, сердито выпуская из ноздрей черный дым. Сколько он спал? Холодной волной облил страх, показалось, что прошли века и там, снаружи, уже нет фьордов, Нероальдафе, людей… И Сверр опять рыкнул, да так, что вздрогнули скалы. И рванул к завалу в скале, разгреб, царапая камни когтями, выбрался наружу. И выдохнул с облегчением – башня крепости по-прежнему темнела на востоке от пещеры. Разбежавшись, хёгг упал со скалы, распахнул затекшие крылья. Ветер ударил в шкуру – старый добрый друг, блеснула в небе шальная молния. И воины Нероальдафе радостно закричали, потрясая мечами, приметив в небе своего риара.

Сверр сделал круг над городом, зорко отмечая изменения.

И на площадку башни упал, добавив несколько свежих борозд граниту. Поднялся на человеческие ноги, кивнул стражам, жавшимся к стене.

– Сколько меня не было?

– Двенадцать дней, мой риар!

– Где Ирвин?

– В крепости, риар.

Воины переглянулись, и Сверр рявкнул сердито:

– Что вы в гляделки играете? Что еще случилось?

– Утром вернулся один из воинов, что ты отправил к туману, – хрипло произнес старший страж, выходя вперед. – С новостями, мой риар. Он ждет внизу.

Сверр кивнул и устремился к лестнице. В его голове лихорадочно бились мысли. А в животе от голода сводило кишки. Хотелось есть, пить и прочее, от тела и одежды несло затхлостью пещеры, и ее тоже хотелось сменить. Но все это подождет. Сначала надо разобраться с тем, что принес вестник.

В длинную комнату, украшенную гербом Нероальдафе и оружием, риар ворвался так, что стражи едва успели распахнуть двери.

– Говори! – приказал он вскочившему из-за стола изможденному воину. Кубок с вином упал, по вышитой скатерти разлилось красное пятно.

Плохой знак, мелькнуло в голове тревожное.

Ирвин, сидевший рядом с вестником, тоже поднялся, приветствуя побратима. На его лице отразилась мгновенная радость, а потом почему-то страх. Но разбираться с реакциями а-тэма Сверр не стал, обратив взор на бледнеющего мужчину рядом. Тот склонил голову, тяжело переступил с ноги на ногу. Ранен, понял риар по неловким движениям. И указал на скамью, приказывая сесть.

– Беда, мой риар, – глухо произнес вестник. – Как ты и говорил, пришли люди из-за тумана. Мы ничего не успели сделать… Ночью выползли из марева железные чудовища, выплюнули огонь… почти как ты, мой риар, когда летишь в небе. Только эти чудовища неживые. И несут смерть. Из всего отряда остался лишь я… Не струсил, не думай. Меня откинуло в скальные расщелины, приложило головой о камень. А когда в себя пришел – пусто уже было. Я, кого смог, похоронил, а потом устремился в Нероальдафе с вестями.

Мужчина тяжело сглотнул, покосился на лужу вина.

– Куда они пошли? – спросил Сверр.

– В сторону Аурольхолла, – отозвался вестник. – Снежные ближе всего в той стороне. Уже дошли, наверное. Белых-то не жалко, да вот только отомстить за наших надо, мой риар. Не дело это…

Ирвин снова побледнел и вскочил. И Сверр нахмурился, переведя тяжелый взгляд на побратима. Предчувствие дернуло изнутри, словно ужалило.

– Говори, а-тэм, – процедил риар.

– Там чужачка, – брякнул Ирвин, и Сверр моргнул, не понимая. А потом полыхнуло внутри жаром, и сердце встрепенулось, наконец пробуждаясь и сбрасывая оковы боли.

– Что ты сказал? – обманчиво мягко произнес Сверр.

– Там чужачка. Лив. – Ирвин сжал зубы, упрямо глядя в красные глаза своего риара. Вестник боком сполз с лавки и устремился к двери, предчувствуя, что и эту комнату скоро разнесут хёгги. А-тэм рубанул ладонью по столу.

– Да, я соврал! Жива она. Ну, была жива, когда я выкинул ее возле Аурольхолла. Оправдываться не буду. Наказание приму, какое назначишь.

– Не будешь? – прошипел ему в лицо Сверр. И замолчал, отступил на шаг, лишь скулы побелели. – Предал меня, Ирвин? Продался снежным?

– Это не так! – заорал побратим. – Я лишь хотел тебя защитить! Ты менялся рядом с ней, Сверр! Ты… влюбился, Хелехёгг тебя побери! Влюбился в чужачку! Я пытался тебя спасти! Нельзя любить врагов! Что еще я должен был сделать?

– Ты мог просто пожелать мне счастья! – рявкнул Сверр. – Для начала!

– Но она девка конфедератов…

Сверр шагнул вперед с таким лицом, что Ирвин с обреченной ясностью понял: убьет. Точно убьет. Но риар остановился, втянул тяжело воздух, отвернулся.

– Сейчас я не могу наказать тебя, Ирвин, – бесцветно произнес он, не глядя на побратима. – Нероальдафе в опасности. Все фьорды в опасности. Но после… – он повернул голову, обжег презрением. – Ты меня разочаровал.

И, развернувшись, вышел.

Ирвин положил кулаки на стол, опустил голову. Горечь не давала дышать, жгла желчью. Хотя все правда, и Сверр имеет право на ярость. Но ведь он, Ирвин, желал лишь защитить побратима! Он испугался, видя огонь, что зажгла в душе риара чужачка. Этот огонь был столь силен, что мог спалить не только Нероальдафе – все фьорды. А-тэм никогда не видел Сверра таким. И его друг мог обманывать себя, говорить, что дева не важна, Ирвин знал истину. Сверр полюбил так, как любили древние хёгги. Навсегда…

И самое плохое, что Лив не просто раздражала а-тэма. Она его… притягивала. Волновала. Будила ненужные желания и опасные мысли. Не зря он захотел взять ее в кругу шатии. Сделать своей, присвоить… у хёггов это в крови. Забирать себе то, что понравилось. Такова их суть. Может, потому хёгги избегают чувств – слишком больно им терять. Но забрать у Сверра нельзя, в этом Ирвин не обманывался.