Рик Риордан - Меч Лета [litres]

– За то, что был слишком красивым и популярным?

– Да, – кивнул Локи.

– За то, что его все любили?

– Именно. – Он склонился ко мне так близко, что мы едва не уткнулись друг в друга носами. – Только не убеждай меня, будто не совершал никогда ничего подобного. Воровство из машин, из карманов. Ты ведь выбор свой останавливал на тех людях, которые тебе не нравились. Богатых, красивых, заносчивых снобах, потому что они тебя раздражали.

Мне стало еще холоднее. Зубы выбивали громкую дробь.

– Ой, да оставь, пожалуйста. – Локи, вновь отступив назад, разочарованно поглядел на меня. – Ну, убил я одного бога. Большое дело. Он отправился прямиком в Хельхейм, где отныне почетный гость во дворце моей дочери. А вот меня наказали… Хочешь узнать, как меня наказали?

– Связали и положили на каменную плиту. А сверху на вас капает яд змеи. Я все знаю.

– Знаешь? – переспросил Локи, задрав рукава, под которыми обнажились запястья в шрамах. – Это следы вечной пытки, но богам показалось мало обречь на муки меня одного. Они еще отыгрались на двух любимых моих сыновьях Вали и Нарви. Вали был превращен ими в волка, и боги себе на потеху смотрели, как он раздирает брата. Потом застрелили и Нарви. Выпотрошили кишки из обоих моих ребят… – Голос у Локи сорвался. – В общем, не стану ходить, Магнус Чейз, я вокруг да около. Связали меня не веревками.

В моей груди вдруг возник на месте чего-то важного опустошающий холодок. Возможно, меня покидала вера, что во Вселенной есть справедливость.

– И это боги?

– Именно, Магнус, боги, – глухо проговорил он. – Помни об этом, когда повстречаешь Тора.

– А я повстречаю его?

– По-видимому. Боги даже не трудятся делать вид, что ставят добро выше зла. Асов подобные мелочи не касаются. Для них кто сильней, тот и прав. Вот после этого и скажи мне: ты хочешь выступить в бой на их стороне?

Палуба затряслась у меня под ногами, на ней заклубился густой туман.

– Пора тебе уходить, – быстро проговорил Локи. – Помни наш разговор. Пусть искусственное дыхание от козла принесет тебе максимум пользы и наслаждения.

– Что? Что вы имели в виду?

Локи, окинув меня злорадным взглядом, махнул рукой и растворился вместе со своим судном в мутно-сером ничто.

Локи мне не соврал: я и впрямь очнулся с козлиной мордой у себя на лице.

Время для небольшого признания. До сих пор я целовался всего единственный раз с Джеки Молотов в седьмом классе за рядом скамей в школьной аудитории для танцев. Слабовато, конечно, для человека шестнадцати лет, но, знаете, после мне было как-то не до того. Сами знаете, жизнь на улице и все такое прочее. Прости меня, Джеки, но я и вспомнил-то о тебе только во время процесса этого удивительного искусственного дыхания.

Меня всего скрючило и начало выворачивать наизнанку. Очень мило со стороны реки, что она оказалась рядом со мной, иначе бы вышло неаккуратненько. Ощущал я себя совершенно разбитым. Ноги словно сломали в нескольких местах, а потом наспех склеили скотчем. Во рту стоял вкус травы и старых медных монет.

– О, да ты жив, – проблеял козел скорее не радостно, а разочарованно.

Я с тихим стоном принял сидячее положение. Козел оказался с большими рогами и густой свалявшейся шерстью, в которой запутались веточки, листья и всякая другая фигня.

Вопросы, вопросы, вопросы… Что это за такой искусственнодыхательный говорящий козел? Почему у него из пасти такой странный выхлоп? Неужели и впрямь жрет монетки? Но в первую очередь я спросил о другом:

– Где мои друзья?

– Эльф и девушка? Ой, да они мертвы, – весело проблеял мой рогатый реаниматор.

– Нет! Нет! – Мне стало холодно, пусто и жутко.

Козел указал острием рогов чуть в сторону. Там, на каменном пляже, лежали в застывших позах Хэртстоун и Сэм.

Подобравшись к ним на еще нетвердых ногах, я приложил руки к шеям обоих. Пульс прощупывался. У меня потемнело в глазах, но уже не от горя, а от нахлынувшего облегчения.

– Они живы, – слабым голосом сообщил я козлу.

– Ох, – выдохнул он в ответ. – Несколькими часами больше, несколькими меньше, потом все равно умрут.

– Да что с тобой не так? – раздражал меня его пессимизм.

– Все, – проблеял меланхолично козел. – Веселая жизнь – это одна сплошная…

– Не важно, – мешала мне сконцентрироваться его болтовня. – Просто немножечко помолчи, а?

– Конечно, зачем тебе знать о моих проблемах. Никто не хочет. Если я стану плакать или еще что-нибудь, не обращай внимания.

Продолжая держать пальцы на шеях друзей, я старался влить в их артерии как можно больше тепла.

Сэм отреагировала на мое лечение почти сразу. Веки ее затрепетали, глаза открылись, она вздохнула, повернулась на бок, и ее стало тошнить, что показалось мне добрым знаком. На глазах возвращалась к жизни.

Хэрт, увы, пребывал в состоянии куда худшем. И я ощущал сквозь кончики пальцев, что дело гораздо серьезнее охлаждения и воды, которой он наглотался полные легкие. Где-то в недрах самой его сущности сгустился плотный комок темных эмоций, подавлявший желание жить. Эту беспросветную черноту я мог сравнить только с собственным состоянием в момент гибели мамы. Поэтому вдруг невольно и вспомнил, как руки мои соскользнули с пожарной лестницы, а надо мной взорвались окна нашей квартиры.

Но горе Хэртстона было даже сильнее этого. Не знаю уж, что там он пережил, но шедшая из него чернота готова была меня поглотить. Я усилием воли заставил себя подумать о чем-то счастливом, и перед мысленным моим взором почти наяву возник один из самых радостных дней. Мы с мамой собираем дикую чернику на Хэнкок-Хилл. Воздух столь чист, что нам виден вдали Куинси-Бей, блестящий на горизонте. Я ухватился за эту картину и направил поток тепла в грудь Хэрта.

Глаза его наконец распахнулись.

С минуту он на меня потрясенно таращился, а затем, ткнув мне легонько пальцем в лицо, показал знак света.

– Что ты имеешь в виду? – растерялся я.

Сэм застонала и, опираясь на руку, немного приподнялась.

– Он имеет в виду, что ты, Магнус, сияешь.

Я поглядел себе на руки. Можно было подумать, меня окунули в свет Фолькванга. Теплая маслянистая аура на глазах бледнела, но я чувствовал, как она покалывает мне кожу.

– Похоже, когда приходится много лечить, я начинаю светиться, – не находил другого объяснения я.

– Красиво, конечно, – улыбнулась уголком рта Сэм. – Но все-таки постарайся не вспыхнуть. Что с Хэртом?

Он с моей помощью уже сумел сесть.

– Как себя ощущаешь, дружище?

Сложив колечком большой и указательный пальцы, он сделал вид, будто подкидывает воображаемый круг. Знак, что он себя ощущает ужасно.

Это не удивило меня. Скорей было странно, что он не кричит от боли, стоявшей комом в его душе. В процессе лечения мне отчетливо передались его мысли. Они прямиком текли в мою голову, точно таким же образом, как слова меча Джека, когда я впервые понял, что он со мной говорит.