Ярослав Гжендович - Конец пути [litres]

Я долго осматриваюсь, хотя тут, по сути, не на что смотреть. Я в жизни не видел более депрессивного пейзажа. Буквально – ничего вокруг.

Ничего посредине.

Ничего на небе, ничего на море или на острове.

Ничего.

Но через какое-то время я приметил на берегу некую едва заметную точку, не бывшую ни россыпью гальки, ни водой. Такая черточка неизвестного размера, поскольку тут не с чем сравнивать. Может оказаться и пингвином, и полуметровым столбом.

Однако черточка начинает расти, и я прихожу к выводу, что это человеческая фигура. Значит, мое дурное «я», с которым придется вести мистический поединок. Или – я добрый, откуда бы мне знать? Хватит и того, что мы станем сражаться.

Голыми руками, как полагаю, поскольку пистолетов тут не видно. Еще мы можем перебрасываться камешками. Это немного что даст, поскольку те размером с небольшое мыло, а значит, поединок может затянуться.

А не хотелось бы.

В последние недели я ничего другого и не делал. А в конце еще и метал голыми руками молнии и теперь обессилен. И, собственно, не понимаю, отчего бы мне попасть в здешние рай или ад? Я приезжий. Нужно бы потребовать передачу под соответствующую юрисдикцию.

Черточка обретает все более человеческие формы, и я вижу, что человек этот опирается на палицу или палку. Плохо, что за божий суд, когда у одного есть палка? Я тоже хочу палку.

Потом я замечаю еще одну фигуру, что приближается с другой стороны, а потом еще одну – с четвертой стороны света. Никогда бы не подумал, что у меня такая сложная личность. Четыре аспекта? Хороший, плохой… и что? Отвратительный? А еще и средний? Что вообще происходит?

Я даже не знаю, создадим мы отряд или будем все на одного? Или две пары противников?

Потом я вижу еще одну фигуру, совсем недалеко. Женщина стоит на коленях и пересыпает камешки. Точно, а что тут еще делать?

Я иду в ее сторону, оскальзываясь на гальке, поскольку я ближе всего к ней. Те тоже приближаются, но они еще далеко.

Когда она слышит скрип камней под моими ногами, поднимает голову, и все становится ясно.

– Добрый день, – решаюсь я на английский, поскольку по-испански могу выдавить из себя едва лишь несколько фраз. Она смотрит на меня в ошеломлении.

– Где я?

– Понятия не имею, – развожу руками. – Полагаю, на Мидгарде.

– Кто вы?!

– Я прилетел за вами.

– Не подходите! Это вы меня пленили! Дали мне наркотики! Устроили надо мной эксперименты! Убили моих детей!

– Тише, прошу вас. Это был карантин. Необходимый, поскольку вы совершали неконтролируемые чудеса. Могли причинить вред себе или другим.

Она втыкает в меня взгляд, и вдруг глаза ее становятся стеклянными, замершими, с неподвижными суженными зрачками, и я понимаю, что у нас проблемы.

– Отойди, свинья! Что ты можешь знать о вреде! Вы все такие же!

Остальные все приближаются. Я вижу их фигуры. Две, повыше и пониже, укрытые плащами с капюшонами, и еще один, тот, с палкой, которая расширяется кверху – все указывает на то, что в руках у него копье. Копье Глупцов.

Сделал себе новое.

Вызываю Цифраль.

Ничего. Совершенно ничего. Пытаюсь перейти в боевой режим, как я это делал, когда он у меня был, но тоже ничего.

А они приближаются.

Один с копьем, а значит, у каждого что-то есть. Если ван Дикен несет копье, значит все, включая меня, отнюдь не переполнены фактором «М». Одна из фигур ускоряется и приближается трусцой. Та, что повыше, в капюшоне.

Фьольсфинн.

Добегает, посапывая, вязнет в камешках и встает в нескольких метрах.

– Что… что тут…

– Потом, Олаф. Кажется, продолжение следует. На нейтральной территории. Давай о важном: у тебя есть оружие? Что-то тебе оставили?

Он сует руку под плащ и вынимает что-то блестящее в форме рекордной морковки.

– У меня сосулька.

– Сосулька… Прекрасно. У меня слива.

– Прости?

– Сушеная, – говорю я и перекатываю ее из-за одной щеки за другую. – А у ван Дикена Копье Глупцов. Я тебе рассказывал. Самонаводящееся, выслеживает магов. У Фрайхофф – черт его знает что, наверняка «пэпэша». У Калло тоже наверняка что-то есть. Но с ней не договориться.

– Наверное, это не простая слива, верно?

– Нет, конечно, нет, но сколько фактора может оказаться в сливе? Подумай. Твоя сосулька по крайней мере с полкилограмма.

– Копье Глупцов одноразовое, верно? Убивает одного мага? Полагаю, что тут ключ. Оставили нам нечто, что позволяет одноразовое деяние.

– У меня во рту слива, – цежу я с отчаянием. – Одноразовое деяние? Серьезно?

Готов к бою, вооруженный сливой. Такого еще не было.

Они подходят, и у нас больше нет времени.

Ван Дикен смотрит на меня снисходительно, чуть поводя копьем в мою сторону.

– Драко. Неуничтожимый финн.

– Это он?! – спрашивает Фрайхофф.

Она высокая худощавая блондинка, остриженная почти на лысо, волосы напоминают щетину, лицо искривлено и какое-то неприятное, с коротким носом, задранным так, что сквозь ноздри видно затылок.

– Это же какой-то мужиковатый примитив. Что за проблема? Прислали тупого мясника, никто о нем не заплачет.

– Прошу прощения, но меня прислали вам помочь. Я должен вас эвакуировать.

– Что?! Да как ты смеешь! Какой-то глупый мачо с бритой башкой?! От которого на километр смердит фашистской сволочью?

– Хватит! – Калло начинает трястись и прижимает к вискам кулаки.

– Заткнись, истеричка!

Я все время смотрю им на руки, особенно на ван Дикена. Он не обращает на меня внимания. Должно быть, я веду себя глупо. Бессмысленно. Широко улыбаюсь.

– Прошу не нервничать. Я могу забрать вас домой. Могу вызвать паром. Меня для этого и прислали.

– Так нужно было тебе его дождаться и сесть, вместо того чтобы вмешиваться в то, что делают люди куда умнее тебя. Я могла бы построить здесь общество, основанное на истинном равенстве! Могла я все, ты, глупая свинья! Это единственная планета в космосе, которая позволяет осознающей себя личности формировать реальность! Тут лучший мир под ногами, а ты хочешь меня отсюда забрать?

– Ты все еще хочешь просвещать туземцев? – вмешивается Фьольсфинн. – Тебе все еще мало? Ты что, пьешь эту кровь, или что? Ты знаешь, что у тебя не все дома?

– Заткнись! – орет Фрайхофф. – Заткнись, ты, дешевый моралист, набитый заплесневелыми фразами! Заткнись, не то я тебя убью, и на этот раз по-настоящему.

– Не теряй времени, – цедит ван Дикен, нервно облизывая губы. – Это время для настоящей схватки. Шанс, который нам дают сверхъестественные силы! Это еще не закончилось.

– Только не насилие! – воет Пассионария. – Перестаньте! Перестаньте, наконец, убивать! Там были дети! В том селе!

– Пусть она заткнется, – рычит ван Дикен, поднимая копье. – Заткни ее!

– Это была необходимость, – кричит Фрайхофф. – Ты ведь постоянно грязнишь руки. Мир не изменить, гладя людей по головам. Если хочешь научить их жить правильно, ты должна их заставить, должен найтись кнут! Они глупы! Нужно, чтобы более сознательные держали их крепко. Если бы ты видела столько несправедливости и неравенства, сколько видела я, ты бы поняла. Только это сдержит корысть! Только это сдержит насилие! Только это может заставить их уважать меньших, тех, кто слабее и недоразвитеее! Только кнут! Они злые и глупые, ты, вредная идиотка! Если ты хочешь, чтобы они делились друг с другом – то кнут! Иначе они захватят все! Все пожрут! Они не понимают, и только ты можешь их научить!