Ярослав Гжендович - Конец пути [litres]

Крутящийся щит из гальки рассыпается вдруг с грохотом, а Пассионария Калло падает и теряет сознание.

Фьольсфинн стоит на коленях, раскачиваясь вперед-назад, закусив губу, бледный, словно стена, и мне кажется, что сейчас он отправится следом за Калло.

– Прости, дружище, – говорю я, расстегивая штаны. – Но нет другого выхода. Так нужно.

А потом Фьольсфинн засыпает. Вдруг, словно после укола. Я остаюсь в одиночестве с двумя погруженными в летаргию и двумя трупами. Сажусь на берег моря, гляжу в волны и безуспешно ощупываю карманы в поисках трубки, кисета и огнива. Ничего. Значит, даже если бы я не отложил меч в Башне Шепотов, все равно проснулся бы на острове без него, а потому можно и не винить себя.

А потом я слышу скрип повозки, запряженной осликом. Сперва вижу его как огромную, светящуюся фигуру, встающую на фоне неба, но с каждым шагом, когда он ко мне приближается, гигант, шагающий по воздуху, превращается в тень, отбрасываемую в небеса небольшой фигуркой на козлах повозки.

Се близится одноглазый карлик.

– Ты вроде бы поставил на меня, – говорю я.

Он соскакивает на гальку. Таинственный отсвет бесследно исчезает.

– Поставил.

– Тогда дай мне что-нибудь попить. И чего-нибудь перекусить, тоже было бы кстати. Не помню, когда ел в последний раз.

Он разворачивает чистую тряпицу, доставая сухую бесформенную колбаску, похожую на болонскую, вяленый сыр, пару краюх хлеба, посыпанных крупной солью, и какие-то травяные перья, которые я готов считать местным соответствием лука. Рядом ставит пузатый, оплетенный лозняком кувшинчик.

– Жаль, что у тебя нет еще и набитой трубки, – говорю я с полным ртом, пока он стоит в повозке и роется в корзине. Кидает мне сигару «Кохиба», упакованную в металлический футляр, и коробочку спичек. Я смотрю с недоверием.

– Не делай такого лица, мы вне мира, тут у меня немного ограничений, да никто и не видит. Технически говоря, я ведь типа бог.

Какое-то время я ем и не разговариваю, поскольку мне кажется некультурным говорить с полным ртом. А потом раскуриваю сигару и стараюсь вспомнить, такая ли она на вкус, как должна.

– Ты обещал мне пару объяснений, – напоминаю я.

– Обещал, но сомневаюсь, сделает ли это тебя счастливым.

– То, чего я не знаю, лишает меня покоя.

– А то, что сможешь узнать, лишит тебя сна.

– Ладно, почему мы так похожи? Это же невозможно. Нас разделяет целый космос.

– Это очевидно. Мы похожи, поскольку мы родственники. Происходим из одного рода. Только мы куда старше. Некогда большинство из нас утратили свои тела, и они начали распадаться, стареть, потому нам понадобилось немного свежей крови. Те, внизу, – они омоложены, они скрещены из нас и вас. Получили вашу молодую кровь, получили начала ваших разных культур и мир.

– Меня выслали еще и затем, чтобы я узнал, что такое магия.

– И что такое магия? Сумел бы это сказать? Что? Что-то, чего нет? Или только что-то, чего ты не понимаешь? Для твоих приятелей там, внизу, в Ледяном Саду, все, что ты делаешь у себя дома, – чудеса, одно за другим.

– Ладно, это был простой вопрос. И я имел в виду, что оно такое в урочищах.

– Это остатки. Немного одичавшие и немного обезумевшие остатки.

– Какие остатки?

– Остатки старого мира. Тем он жил и из этого состоял. И это его уничтожило. Если можешь сделать что угодно почти из ничего – зачем развиваться? Зачем делать что бы то ни было? Обычные вещи можешь получить без усилия, а необычные можешь делать в таком масштабе – и они могут оказаться настолько безумными, – что становятся опасными.

– Но что оно такое?

– У тебя в голове есть слово-отмычка. Заклинание. У тебя много таких слов, что подобны шкатулкам. Вкладываешь в них разные вещи, закрываешь – и вот тебе решение. Больше об этом не думаешь. Сейчас я скажу, а ты закроешь это внутри себя в шкатулку и успокоишься. То, что мы зовем песнями богов, – это мнемоуправляемые нановекторы. Доволен?

Я молчу. В голове моей есть шкатулка. Закрытая.

– Управление мыслью?.. То есть что бы ни пришло мне в голову…

– Уже нет. Когда-то так и было, и это привело к катастрофе. Потому существует блокада. Мертвый снег. И специальные условия, называемые Песнью Людей. Пока ты можешь в них поместиться, пока ты в силах мыслить так точно, чтобы оставаться понятным – да. Что бы ты ни выдумал в этих границах, оно может появиться. Если у тебя есть эти нановекторы. А именно их ты почти выжег по всему Побережью Парусов. Что это должно было быть?

– Прежде всего – попытка уничтожить Деющих. Высокой ценой.

– Уничтожил ты их только здесь. На Острове Смерти. И если это то, чего ты хотел достичь, – ты этого достиг.

– Нанотехнология, управляемая мыслью. Иисусе… Если это попадет им в руки…

– Логический результат развития технологии. Прогресса. Дай ему немного времени – получишь подобный эффект. Нечто из ничего. Что угодно из чего бы то ни было. Это неминуемо. Магия? Любая технология – это магия. Все зависит от точки зрения.

– Именно об этом я и думаю. О людях, которые никогда не желают останавливаться. О Деющих на Земле. Тут их было лишь четверо. Там их – двенадцать миллиардов.

– Они мыслили таким образом, что никто не сумел им здесь сопротивляться.

– И потому вы держите весь этот мир в Средневековье? Чтобы люди не сумели формулировать приказов?

– Не только. Чтобы со временем не запустить собственный прогресс. Результат может оказаться только один. Один раз это уже случалось – и хватит.

– А кто вы такие? Кто таков ты, Воронова Тень?

– Я? Я дурак. Недоразвитый умственно и эмоционально. Мне скучны обычные дела развитых личностей. Я для этого слишком глуп. Потому я тоскую о материальном мире, в котором есть тело, существуют только два пола, где чтобы жить – нужно есть, а чтобы есть – нужно добывать и готовить. Где у людей есть простые потребности и радости. Физические. Это имбецильные дела, но только такие меня и радуют. Потому я спускаюсь к людям и развлекаюсь. Играю. У вас тоже есть такие, что не дотягивают до остальных интеллектуально. И им тоже поручают простые занятия, которые остальным неинтересны. Тут есть два мира. Один – в котором мы сохраняем памятники своей физической репрезентации. И другой. Истинный, которого ты не увидишь, поскольку он – лишь информация, поднимающаяся в атмосферу и проницающая планету.

– Ты – информация?

– Ты тоже информация. Вопрос в носителе. Это может быть белок, а может и туча атомов, поляризованных соответствующим образом, которая поднимается в атмосфере вместе с нановекторами. Я предпочитаю белок, потому что я дурак. Жизнь, опирающаяся на белок, кажется мне более настоящей, чем та, что опирается на запись информации. Более аутентичной.