Ник Перумов - Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны [litres]

Он вспоминал. Он мучительно вспоминал. Что сказал ему тот воин с голубым клинком? Откуда взялось это видение? Или же то был просто предсмертный бред, странным образом вернувший его, Серого… или нет, его же звали как-то иначе! – к жизни? Он не знал. Но то, что он не всегда звался Серым, – теперь он ведал точно.

Последнее время на умбарском рынке царило уныние, продавцов было куда больше, чем покупателей. Приезжали закупщики из больших латифундий, что в оазисах, которые кормили весь Харад, брали полевых рабов, но задёшево и торговались вдвое ожесточённее. Появлялись одутловатые сластолюбцы, эти отыскивали молоденьких и хорошеньких рабынь, но с таковыми стало совсем плохо, а просто невольники их не занимали.

Однако сегодня что-то изменилось. Один за другим стали появляться чем-то весьма озабоченные южане, присматривались, приглядывались, и понемногу стали брать – причём и мужчин, и женщин, даже не слишком разбираясь.

Старх подобрался, почуяв наживу. Что бы ни стряслось в Хараде, им срочно понадобились рабы.

Вскоре покупатель добрался и до его товара. Высокий, высохший, словно жердь, купец, чьи роскошные зелёные одеяния только оттеняли болезненную желтизну лица, неспешно, с достоинством повернул в проход, вдоль которого выстроились невольники Старха.

Кликальщики разом утроили усилия, грозя сорвать себе глотки. Мужчины-невольники остались безучастными. Женщины вытянули шеи – вдруг это покупщик? Серый же – единственный из рабов – взглянул купцу прямо в глаза, взглянул тяжело и пронзительно, так что харадрим споткнулся на ровном месте и пробормотал сердитое проклятие.

Старх скривил губы – теперь наверняка не купит, у этих южных варваров споткнуться перед лавкой значит, что товар оттуда принесет несчастье.

Однако на сей раз это оказалось не так. Окинув взором кряжистых, не обделённых силой ховраров, покупатель в задумчивости вытянул губы трубочкой, пошлёпал ими и, махнув кликальщику, назвал цену.

Старх изумленно поднял брови. Ну и дела! Все, оптом, и мужчины впервые за много времени дороже женщин! Точно что-то стряслось в Хараде…

Но он не был бы таном, если бы уступил даже такому выгодному предложению без торга.

– Сейчас, сейчас, – отмахнулся харадрим. Он вновь пристально вглядывался в ряды невольников, пока не столкнулся с горящим взором Серого. Купец невольно сглотнул и поспешил отвернуться.

– Так… я беру. Значит, твоя цена…

Окончив торг, Старх только и мог усмехаться да покачивать головой, гладя ладонью под лёгким плащом тугой мешочек с золотом. Удачно! До чего же удачно!..

В ушах все ещё звенели последние слова странного покупателя:

– Вези больше, тан, нам нужны крепкие молодые мужчины, и женщины, чтобы случать их с мужчинами!..

Это уже нечто и вовсе небывалое; впрочем, стоит ли благородному морскому тану размышлять над причудами грязных харадских варваров? Если у дурака много денег, сделай так, чтобы они оказались у тебя – ты распорядишься ими разумнее.

В тот же день, едва успев запастись провиантом и пресной водой, небольшая флотилия Старха покинула Умбар. Уходил из гавани он не один – харадримы скупили всех выставленных на продажу рабов, всем продавцам говоря одно и то же – везите ещё. Везите много!..

Скованные одной длинной цепью невольники пара за парой вытягивались за ворота Умбара. Сперва стража смотрела привычно-равнодушными взорами: здесь такое происходило каждый день; но потом уже провожала нескончаемую череду караванов широко раскрытыми глазами – никогда ещё Умбар не покидало такое количество рабов, с рассвета до заката из города вышло не менее десяти тысяч невольников.

Новые хозяева заботились о купленной собственности: караван двигался ночью, днём укрывшись от палящего солнца под специально раскинутыми навесами. Разносили в чашках мутную, чуть солоноватую воду.

Тощий купец с двумя коренастыми охранниками оглядывал толпу. Чтобы поддерживать порядок, не хватит и сотни воинов, если сами рабы не начнут смотреть друг за другом. Давно известен испытанный приём – разделяй и властвуй.

Намётанный взгляд торговца мгновенно заметил немолодого невольника, отличавшегося гордой осанкой, – он не казался ни забитым, ни подавленным. Серый выделялся из толпы рабов, как выделяется волк среди дворняг.

– Ты!.. – Палец купца упёрся в грудь Серому. – Будешь старшим над караваном. Смотри, если эта падаль начнёт помирать раньше, чем мы дойдём до Хриссаады, я оставлю тебя в пустыне одного, связанного, на поживу грифам!

Серый молча кивнул. И вновь купец отвернулся, не в силах вынести взгляда презренного, только что купленного им невольника.

Не мешкая, Серый взялся за дело.

– Эй, парень! – проговорил он негромко, но вокруг него все почему-то немедля смолкли. – Оставь воду. Ты уже получил своё.

Невольник – самый, пожалуй, крепкий из пленных – глумливо оскалился:

– Ба, Серый! А я-то всё гадал, отчего это рожа твоя мне знакома?

Этот раб раньше жил в соседней деревне; как и где он угодил в плен, неведомо, но сейчас, как и принято у подобных ему, намеревался отобрать чашку с водой у женщины рядом.

– Оставь воду, – повторил Серый, и все окружающие стали отчего-то поспешно отползать в стороны, насколько позволяла длина цепей.

Соперник выпрямился:

– Ты ещё будешь тут распоряжаться!..

Серый и не подумал уклоняться. Только весь напрягся – и кулак невольника вместо того, чтобы врезаться ему в скулу, безвольно опустился.

Серый даже не шелохнулся, и глаза его горели чёрным пламенем.

– Оставь воду, – в третий раз негромко сказал он, и на сей раз ослушник уже не возражал.

Рабы смотрели на Серого с ужасом. А потом у какой-то женщины вырвалось: «Серый, Серый, спаси нас, Серый!..»

По охваченному отчаянием людскому муравейнику прошла мгновенная судорога. Звеня цепями, люди качнулись к Серому, протягивая руки, из глоток рвался не то стон, не то звериный хрип.

Рыбак остался стоять неподвижно, только глаза разгорались всё ярче, и окружавшим невольникам казалось – скажи он сейчас оковам: «Падите!», и железные браслеты исчезнут, как наваждение.

Но надсмотрщики тоже не зря ели свой хлеб. Засвистели бичи, замелькали дубинки, несколько лучников наложили стрелы, и дрожащее многотелое существо, многорукое и многоногое, замерло, скорчилось, в ужасе завывая под ударами.

Серый не дрогнул, когда вокруг его плеч обвился кнут.

– Эй, почтенные! – крикнул он (охрана караванов в большинстве своем знала Западное наречие). – Этого больше не повторится! Уймите свой гнев!

Трепещущее и скулящее скопище невольников прильнуло к нему, точно птенцы к матери; чтобы навести порядок, Серому хватило всего лишь нескольких слов.