Ник Перумов - Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны [litres]

В старых руинах обитали только змеи, да ещё мелкие птицы гнездились по верху обрушенных стен. Сквозь рваные раны окон нанесло песка, но под его слоем ещё чувствовалась старая, мощная кладка. Пол вымощен громадными гладкими плитами; из любопытства гномы – пока оставались силы – расчистили, сколько успели. Открылись основательные перекрытия, время так и не смогло сокрушить их. Плиты испещрены непонятными письменами, не Кирит и не Тенгвар.

– Что это? – не удержался Фолко.

– Кто знает? – пожал плечами кхандец. – Письмена мне не знакомы. Да и какое нам до них дело? Хорошо бы колодец не пересох, вот о чём беспокоиться надо!

Фолко долго вглядывался в незнакомые очертания знаков. В них нет лёгкой строгости рун Феанора, прихотливости гномьих символов; стремительные, округлые, сливающиеся, с многочисленными точками и завитками, они казались застывшим ручейком, окружённым облаком невесомых брызг…

Они забирались всё дальше и дальше на юг, всё ближе и ближе к тому загадочному свету (или силе?). Гномы – особенно Малыш – всё чаще выжидательно поглядывали на хоббита.

– Что? – отбивался он на привалах. – Что я вам – Гэндальф? Маг и чародей? Посланец Валинора? Ждёте, что я дуну, плюну и все загадки разрешу?

– Гм, ну, вообще-то да, так и есть, – Маленький Гном задумчиво почесал нос. – Дунешь, плюнешь, Фангорнова питья хлебнёшь и на всё ответишь!

– Скорее уж за всё отвечу, – мрачно заявил Фолко.

Он и впрямь частенько доставал клинок Отрины, частенько поворачивал к себе перстень Форвё, но перстень, однажды пробудившись, снова заснул. Не откликался и волшебный клинок, опять превратившись в изящное, смертоносное, но, увы, нисколько не волшебное оружие. В последнюю ночь перед Хриссаадой хоббит решился – и почти допил энтово снадобье, отправляя свой взор в полёт, подобный орлиному, над пустыней, степью и джунглями, всё дальше и дальше на юг, до тех пор, пока…

Пока его не настигало одно и то же видение: свет, слепящий свет, так схожий с тем, что властвовал здесь, в прокалённой пустыне Харада. Свет, в котором тонуло всё окружающее, свет, пожиравший даже тени; здесь не было места ни ночи, ни мраку. Для лучей, казалось, не существовало преград, они пронзали насквозь скалы и редкие деревья, стены старой Хриссаады и холм, на котором засели друзья. Чем ближе они оказывались к югу, к источнику неведомой силы, тем ярче становился слепящий свет, у Фолко начинало резать глаза так, что он попросту слеп.

И его немедля отбрасывало назад.

Что бы ни пробудилось там, в южных пределах, или ни создалось – оно умело защитить себя. Не получалось ни понять, что это за сила, ни кто стоит – если стоит – за ней.

Его сон сделался тревожным, прерывистым. Хоббита одолевали смутные видения; смутные, но грозные.

Он видел волны пламени, катящиеся над горами и равнинами. Видел рушащиеся горы и кипящие реки, видел обнажающееся дно океанов. Видел огнистые трещины, в которых исчезали селения и целые города. Видел небо, падающее на землю, видел разлетающуюся облаком сверкающих брызг луну на небосклоне и чернеющее, гаснущее солнце.

Наверное, так должна выглядеть Дагор Дагоррат, последняя битва, после которой мир будет расплавлен и отлит заново, и Искажение Мелкора – он же Моргот, он же Великий Враг, он же повелитель Саурона в давно минувшие дни Первой Эпохи – будет наконец исправлено.

Вот только хоббиту от этого «исправления» становилось совсем тоскливо.

Он хотел верить, что им удалось остановить почти неостановимое у Серых Гаваней, когда Великие Тёмные готовы были ворваться обратно в Арду. Хотел верить, что все эти пугающие видения так пугающими видениями и останутся.

Впрочем, хорошо уже и то, что Эовин жива и в пределах досягаемости – здесь, за стенами харадской столицы.

В отличие от Минас-Тирита и Аннуминаса, местные правители никогда не забывали своевременно подновить укрепления или же возвести новые. Казалось, сероватое рыхлое тело города накрепко перепоясано многочисленными тугими ремнями: коричневые стены пересекали городские кварталы, а в самом сердце, на холме, что господствовал над мутным Сохотом, высился дворец правителя – цитадель, крепость в крепости.

Хриссаада была не так уж стара, ей не минуло и шести сотен лет. По сравнению с Исенгардом, Эдорасом – не говоря уж о Минас-Тирите или Аннуминасе – всего ничего.

По дороге Рагнур много рассказывал о Хараде. Чёрная воля Саурона подчинила здешних обитателей давным-давно, однако долгое время южные племена жили раздробленно, часто воюя друг с другом, несмотря на запреты мордорского Властелина. Но потом нашёлся один из вождей – более сильный или просто более удачливый, – который и объединил страну. Тогда, шесть веков назад, он основал Хриссааду – в трёх днях пути от знаменитой Чёрной Скалы, которой испокон веку поклонялись харадские жители.

– А дерево Нур-Нур? – припомнил хоббит.

– А-а! – Кхандец махнул рукой. – Вспомнил. Харадримы все одинаковы, любят, того, «закинуться», как у нас говорят. Дурь на этом дереве растёт, самая настоящая!

– Дурь – на дереве? – удивился Фолко.

– Это мы в Кханде её «дурью» называем. У Нур-Нур и кора, и орехи, и листья – все с какой-то дрянью. Харадримы эти листья жуют, из орехов отвар делают, и из коры даже ухитряются что-то добыть – мол, в бою от этого отвара воины храбрее. Да только ерунда всё это, по-моему. Наши жизнью рисковали, листьев этих добыли – только провалялись потом три дня, будто крепким вином упившись.

– А дерево… оно большое? – полюбопытствовал Малыш.

– Здоровенное, – кивнул эльдринг. – Говорят, за облака уходит! Вокруг ствола не сразу и обойдёшь…

– Гм! – недоверчиво хмыкнул Торин.

– Ты чего? – Рагнур нахмурился. Гордый кхандец не любил, когда в его словах сомневались. – Не веришь мне, что ли?

– Да не обижайся ты. – Торин хлопнул его по плечу. – Не бывает в Средиземье таких деревьев! Понимаешь? Ветер такое легко повалит, какие бы крепкие корни оно ни отрастило. Уж в этом ты мне, гному, поверь. Нам строить немало приходится, так что умеем рассчитывать, что и где выдержит, а что рухнет.

– Я сам это дерево видел, своими глазами! – Рагнур с гневом ударил себя кулаком в грудь.

– Тихо-тихо, друг, успокойся. Я ж не к тому, что в тебе сомневаюсь. Магия какая-то в этом дереве должна быть, понимаешь? Так просто эдакие громадины не вымахивают.

– Ну, про магию – это не со мной толковать нужно, – Рагнур махнул рукой, – я во все эти чудеса не верю. Потому как не видел ещё ни одного чародея, чтобы бурю, например, мог остановить.

– А мы вот видели, – встрял Малыш. – И бурю остановить, а если надо, то и наслать!

– Это ты о ком? – изумился кхандец.

– Да об Олмере, о ком же ещё!