Евгений Рудашевский - Забытые руины [litres]

– Гнилые порождения. Вот вы кто, – зло прошипела она.

Если б не вмешательство охотника, дошло бы до драки. В итоге маленького Теора оставили в покое. О Теоре настоящем предпочитали не вспоминать. Никому не хотелось думать об участи, которая его постигла.

Шанни стояла возле окна. С закрытыми глазами. Рядом с ней Феонилу всегда делалось не по себе. За все эти дни девушка ни разу не прилегла. Всегда стояла. Даже ночью. Гром называл ее «чалой кобылой».

Прошло уже три часа с тех пор, как отряд покинул укрытие. За это время Шанни не сделала ни одного шага. Глупо было предполагать, что она в последний момент захочет куда-то сбежать. Феонил поглаживал зудевшее ухо и думал, что на деле остальные ему не доверяли. Возможно, боялись предательства. Охотник был прав, уверяя, что ему нужно больше людей. А последние наставления Эрзы и вовсе прозвучали насмешкой:

– Следи за каждым ее вздохом. За каждым движением. Если ей приспичит отойти, пойдешь за ней. Будешь смотреть. Не отвернешься, не побрезгуешь. – Дальше продолжала шепотом: – Если этот, – Эрза посмотрел на спящего Теора, – если этот проснется и будет… Убей. Никто не знает, на что он способен. А от девки зависят наши жизни, понял?

– Не думаю, что ей приспичит, – ответил тогда Феонил.

– Это не ответ.

– Да, я понял.

– Вот, другое дело.

Юный следопыт с негодованием вспоминал этот разговор. Знал, что Шанни едва ли задумает отойти. Они ничего не ела. И почти не пила воду. Отряду это было на руку. От запасов, которые удалось вытащить из триголл наемников, сохранилось немного. Единственный бурдюк с водой и полмешка лепешек. Брать воду из колодцев Авендилла старались как можно реже. Даже Громбакх, которому после ночных похождений нужно было больше пить, предпочитал терпеть жажду. Впрочем, слабость не помешала ему сейчас выбраться из нашей засады возле дома Нитоса, перебежать по коридорам в другое крыло и оттуда первым разглядеть черный столб дыма. Увидев его, охотник оживился, поторопился сообщить нам эту новость.

Мы с Тенуином и Громбакхом затаились в разрушенном здании напротив лагеря наемников. Через щель в стене следили за их перемещениями. Сразу услышали обеспокоенные голоса. Удары молота разнеслись по всему Авендиллу и заинтересовали не только дозорных, но и тех, кто еще спал.

Я уже знал, что именно сейчас произойдет. Не стал ничего говорить Грому и Тену, но предупредил их, что над нами стоит дозорный-арбалетчик. Впрочем, следопыт и без меня успел об этом узнать.

– Пока не трогай его, – прошептал я.

Тенуин повернул ко мне голову. Его глаз не было видно под затянутым капюшоном бурнуса, но я не сомневался, что следопыта заинтересовали мои слова.

– Это я так… На всякий случай. Если ты решил его заранее… ну, успокоить, то не надо. Потом. Он нам пригодится, – прозвучало это путано и неуверенно, но Тенуин не задал ни одного вопроса.

Следопыт вообще редко задавал вопросы там, где этого не требовалось. Этим пугал и привлекал одновременно. Мне с ним было спокойно. Я представил, как бы себя повели Эрза или Миа, если б я попросил их о чем-нибудь подобном, – начались бы насмешки, подозрения и десятки вопросов. Слишком много сил ушло бы на объяснения, и ведь все равно я бы не сказал правду. Тенуин это понимал. И кажется, доверял мне. А может, просто признавал, что у него нет другого выхода и он вынужден мне довериться.

– Смотри, – прошептал Гром и, толкнув локтем в плечо, отвлек меня от мыслей.

На улицу из дома Нитоса вышли трое.

Отсюда не было видно их лиц, но я, конечно, ни секунды не сомневался, что наблюдаю за Горсингом, Вельтом и Ситом. Было непривычно видеть их вот так – своими глазами.

– И это все? – пробурчал Гром. – Три человека? Все, чего мы добились?

– Это Горсинг и то, что осталось от его отряда.

– Кто тебе сказал? – Охотник недоверчиво посмотрел на меня.

Я молча наблюдал за тем, как Горсинг вел по улице своих людей, как ему навстречу вышли двое дозорных магульдинцев. Я уже знал, что произойдет, мог бы в деталях описать каждый последующий шаг, но от этого с еще большим вниманием всматривался в движения людей, прислушивался к обрывкам их слов.

Меня будто накрыли стопкой шерстяных одеял. Воздух стал густым, ощутимым. Ничего подобного со мной прежде не случалось – дважды увидеть одно событие и чувствовать необъяснимое удовлетворение внутри. Я наслаждался своим знанием. Наблюдал за тем, как артисты разыгрывают написанный мною спектакль, и торжествовал, видя, как точно они исполняют свою роль. Тепло и удовольствие было настолько сильными, что я, не сдержавшись, издал глухой, едва различимый стон. Громбакх даже не обратил на него внимания. И только Тенуин опять повернул ко мне голову.

Это были не мои чувства. Чужие тепло и удовольствие. Не было сил отогнать их, и я боялся, что они захлестнут меня, заставят совершить что-то необдуманное – выдать наше положение кому-то из наемников, поэтому заставил себя опустить глаза. Не хотел ничего видеть, пусть все мое естество взывало к тому, чтобы сполна насладиться собственной властью.

В какой-то момент воздух стал пульсировать. Его пронзили разрозненные ячейки серебристой сети. Обозначились струны, одна из которых уводила Громбакха вниз, на улицу, вторая указывала мне идти следом за охотником, только другим, окольным путем, а третья протягивалась от Тенуина куда-то в глубь дома.

Я испугался, что сейчас, как это было прежде, все замедлится, потеряет краски, боялся окончательно застрять в наваждении чужих чувств, однако ничего подобного не произошло.

Стиснул ладонями виски. Пальцами придавил веки, словно опасался, что они меня не послушают и поднимутся против моей воли. И только не мог сдержать улыбку.

Я слышал голоса. И вновь видел свой сон. Знал мгновение, когда Сит ударит одного из наемников кулаком с тремя камнями-перевертышами. Три четверти пуда – тяжелый удар. Знал, когда Вельт и Горсинг выхватят мечи.

Скрежет лезвия о стальную оковку ножен.

Мне было достаточно звуков, чтобы следить за сражением. И наслаждение не ослабевало. Пульсация вокруг усиливалась. Воздух раскалился. Крупные капли горячего пота стекали по лбу, щекотали подмышки. Браслет потеплел. Кончики пальцев правой руки покалывало.

Щелчок арбалета на крыше над нами. Потом еще один щелчок.

Вельт с двумя стрелами в спине и с пробитой головой упал на брусчатку.

Арбалетчик над нами закричал.

Горсинг и Сит убежали.

«О мертвых будем думать, когда живые окажутся в безопасности: сытые, хмельные и согретые» .

Сухие, затем влажные удары дубинкой. В этом не было никакого смысла, но магульдинец, оставшийся в одиночестве, вновь и вновь обрушивал удары на безжизненную голову Вельта. Я чувствовал его злость. Она волнами расходилась из его груди.