Евгений Рудашевский - Забытые руины [litres]

Мы с Теном и Громом остановились в подворье «Чонга», построенном над одноименным трактиром второго типа. Нас ждали не самые опрятные, но пристойные комнаты. По заверениям трактирщика, «Чонга» многие десятилетия оставалось наиболее популярным подворьем среди приезжих – благодаря удобному расположению на перекрестке, в некотором отдалении от котельных, а главное, благодаря тому, что все здание было туго оплетено ползучим фитником – растением, очищавшим воздух от ядовитых испарений и позволявшим внутри снимать защитную маску.

Сомневаюсь, что кто-либо захотел останавливаться в «Чонге», да и вообще в Старом Вельнброке, если б не удобное соединение здесь сразу трех большаков. Один вел на север, к Икрандилу и Кумаранскому тракту. Второй, петляя между холмов, уводил в сторону Деодрельского леса. Наконец, третий устремлялся прямиком к крепости Деод-Орт, построенной на восточной окраине Навьей Пущи – на границе Ничейных и Восточных Земель, в большинстве путеводников обозначенных как Изендол-Найское нагорье.

По заверению Тенуина, Старый Вельнброк был идеальным местом для временного укрытия. В любом случае, вчера выбирать нам не приходилось.

Устав от бесцельных блужданий по комнате, я наконец сел за умывальный столик, на котором сейчас вместо умывального таза, кувшина, полотенец и освежающих настоек располагались письменные принадлежности, купленная еще в Икрандиле пачка соловых листов и испачканная Громом карта. «Потом будешь смотреть на эти разводы и вспоминать, как мы тут сидели, здоровые, сытые, ни по одному месту не заштопанные» . В этом охотник был прав. Тогда, в «Хмельнесе», я и не представлял, каким окажется наше путешествие к забытым руинам…

Написал длинный, путаный абзац о Багульдине. Остался им недоволен. Нахмурившись, попытался общими словами описать Ярмарочную площадь и ратушу, но вскоре опять отложил перо. Не мог сосредоточиться. Вновь и вновь обдумывал все, что случилось после отъезда из Авендилла.

Взглянул на левую руку. Осторожно прикоснулся к тыльной стороне кисти. Жжение еще не прошло. Нужно было опять смочить кожу настойкой цейтуса. Прошло четыре дня, как я обратился к одному из сигваров Икрандила. Сделать кистевую сигву было просто – в отличие от всех остальных, она не требовала обязательной записи в Городскую книгу и двух копий, заверенных в Городском совете, отправленных в ставку эльгинцев и коменданту Восточных Земель. Я просто рассказал сигвару, как выглядит петерник, остался доволен его наброском и подставил руку – смотрел, как медная игла неспешно вытравливает в коже узор, как вводит в него красящую пасту.

Такое решение могло показаться ребячеством, но я должен был защитить себя от собственных видений. Теперь у меня было явное отличие от того человека с металлической рукой – иная сигва на левой кисти. Не скажу, что мне стало легче, но в конце концов приятно смотреть на изображение этой шустрой птички с длинным загнутым клювом. Петерник напоминал мне о сестре.

– Тен, ты что-нибудь слышал о лигурах, показывающих будущее? – не удержавшись, спросил я в тот же день, когда сигва украсила мою кисть. – Лигурах, позволяющих заглянуть немножко вперед, увидеть один из возможных вариантов этого будущего. Знаю, звучит бредово, но… Такое вообще возможно?

Следопыт ответил не сразу. После всего, что случилось на руинах, он стал еще более задумчив, чаще искал одиночества. Порой мне казалось, что его мысли направлены исключительно на мой браслет. Понимал, что ничем хорошим это не закончится. Поэтому отчасти был рад, что наши пути в скором времени разойдутся.

– Ну так что? Можно увидеть?

– Ты видишь.

Это был не вопрос. Утверждение.

Я не спорил. Сам давно подтвердил это – в то мгновение, когда вслух предвосхитил гибель двух наемников в Дикой яме.

– Вижу.

– Как?

– Не знаю, Тен. Не могу этого объяснить. Я будто проживаю часть чужой, еще не прожитой жизни. Вижу происходящее чужими глазами. Даже слышу чужие мысли и… Это не сон. Это полноценная жизнь. Ее крохотный фрагмент. Безумие какое-то. Поначалу думал, что это из-за яда Азгалики, а потом…

– Потом увидел Тарха.

– Да.

О других видениях, о том, что случилось с Гийюдом, я не стал упоминать. И без того сказал Тенуину слишком много.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнил я следопыту.

– Если верить суэфритам, времени, а с ним и прошлого, и будущего не существует. Ткань нашего мира – переплетение струн. Простейший причинно-следственный закон, порожденный единой первопричиной.

– Волей Акмеона.

– Да. Следствие, даже простейшее, предсказать невозможно. Его появление определяет слишком много крохотных причин, которые, в свою очередь, оказываются следствиями других причин – таких же крохотных и рассеянных. Бесконечная цепочка. Сеть жизни. Но если б кто-то смог увидеть все причины разом, почувствовать сами струны, то – да, он мог бы видеть и то, что недоступно зрению других.

– Будущее.

– Назови это так, если хочешь.

– А лигур? Ты когда-нибудь слышал о таком лигуре?

– Нет, хангол. О таком лигуре я не слышал. Если только…

– Что?!

– Слишком многое неизвестно. Ойгурный род умеет хранить свои тайны. Нам же достаются легенды, слухи, догадки. Ничего более.

– И что говорят легенды?

– Говорят, что поначалу сам Эрхегорд, а затем и его брат, Бауренгорд, обладали составным лигуром, теперь давно утерянным и даже не сохранившим после себя своего истинного имени. На ноагриле, запрещенном языке, его называли Ногромор.

– Ногромор, – прошептал я, угадывая в звучании этого слова что-то на удивление знакомое.

– Сложно сказать, в чем именно проявлялось его воздействие. Одни легенды говорят о власти видеть струны, другие – об умении подчинять себе любое из живых существ, третьи – об умении черпать силу из заложенного в нас зерна. Наконец, сами суэфриты утверждают, что только Ногромор позволит Вестнику отыскать, а затем пробудить Акмеона, возвестить начало последнего цикла известного нам мира. Акмеон вспомнит о своем всевластии. Оставит наш мир. Вернется к пустоте своего одиночества.

И еще. В одном легенды сходятся. Если верить им, Ногромор был на Бауренгорде, когда тот сложил первые строки Бирюзовой книги – впервые употребил вневременную позицию ворватоильского языка. В его воспоминаниях о странствиях Акмеона прошлое, настоящее и будущее сплелись в неразделенную вечность.

– Как… как выглядел этот лигур?

– Об этом не упоминают даже легенды. По меньшей мере те, что я слышал.

– Но ты сказал, что он был составным.

– Да, так говорят.

– А если он был составным…

– …то по размерам уж точно превосходил небольшую пластину. Тебя ведь это интересует?