Александра Лисина - Тёмный Эльф. Хранитель [litres]

– Талларен…

Темный владыка до боли сжал челюсти.

– Я хочу знать, – с видимым усилием заставил себя продолжить Тир, – почему ты позволил… почему не остановил его, когда мог это сделать? Ради чего пострадали невинные? Почему ты вообще разрешил это? И как вышло, что твой сын остался безнаказанным?

Тирриниэль на мгновение замер, но юный маг смотрел требовательно, серьезно, без ярости, но и без всякой жалости. Смотрел так, как когда-то смотрел на него младший сын – до того, как проклял этот дом и срубил свою ветвь на священном ясене.

Как сказать ему правду? Как признаться, что совершил страшную ошибку, посчитав себя выше создателя? Как объяснить, что, желая жизни своему вымирающему народу, пошел на сделку с собственной совестью? Легко пошел, чего скрывать, хоть и не испытывал потом удовольствия от сделанного. Ни радости, ни удовлетворения – ничего. Лишь болезненное любопытство пополам с затаенной надеждой: а вдруг? Но как быть теперь? Как сказать о том, что сожалеешь? Как дать понять, что сознаешь вину, но понимаешь, что уже ничего не исправить? Как убедить хотя бы себя в том, что иногда правителям приходится делать не то, что хочется, а то, что необходимо? Не для собственной прихоти, а ради будущего целой расы? Ведь тогда стоял именно вопрос выживания, Лабиринт требовал новых жертв…

«Да, выживание, – размышлял владыка. – Сейчас даже бессмертные эльфы постигли полное значение этого страшного слова. Боролись, как умели, пытались что-то изменить и исправить, но все равно не смогли. Теперь же единственная наша надежда – это ты, мальчик с ясными глазами и чистым сердцем. Именно тебя мы ждали столько веков. Ради твоего появления на свет решились на небывалое и… так страшно проиграли. Но все же не до конца. Потому что, пока ты здесь, мы еще живем, надеемся и ждем своего часа. Если тебя не будет, всех нас ждет неминуемая смерть. А мы ведь тоже не хотим умирать… Правда, второй раз такую цену за выживание мы платить совсем не готовы. Точнее, я не готов и поэтому принял решение: я больше не стану заставлять тебя делать то, что должен. Не стану повторять ошибки и идти на очередную сделку с собственной совестью. Я больше не стану изображать создателя и творить то, что никогда не может быть сотворено насильно. Я приму судьбу так, как было предначертано, но перед этим хочу исправить то, что успел натворить. Хотя бы с твоей помощью, мальчик. Если, конечно, ты подаришь мне эту возможность. Не будет больше предательства и обмана. Все честно, как и хотел когда-то мой непокорный сын. Теперь все честно: остались только ты и я…»

Царственный эльф слегка пошатнулся, отрываясь от невеселых дум, и запоздало осознал, что слишком долго молчит, так и не ответив на заданный вопрос. Что все еще неподвижно стоит под сенью могучих ясеней и упорно пытается признаться, но отчего-то не может. Только неотрывно смотрит в удивительно ярко горящие глаза юного мага, из которых стремительно рвутся наружу изумрудные вихри и где дико пылает янтарный пожар истинного, незаметно призванного «Огня жизни».

Владыка Л’аэртэ вздрогнул.

– Тир, что ты?..

Юноша внезапно покачнулся, а затем охнул, схватившись за голову, и упал на колени. После чего медленно завалился на бок и невидяще уставился на далекие кроны священных деревьев Иллиарэль илле Даэри, сердца священной рощи, куда разрешено входить только владыке и хранителям. Раздавленный, потрясенный и едва не убитый внезапно ворвавшимся в разум… единением?!

Владыка Л’аэртэ ахнул, но все признаки были налицо: неестественная бледность, расширенные зрачки, неподвижный взгляд, тонкие и почти прозрачные нити умело наложенных уз… невозможно! Это же настоящее, полноценное, поразительно ловко осуществленное единение! Точнее, давно задуманный и умело воплощенный план, ради которого упрямый мальчишка и согласился на эту торкову учебу!

Тирриниэль торопливо проверил резерв внука и в отчаянии прикусил губу: он был почти пуст. Юный гений, в спешке творя свою сумасшедшую аферу, исчерпал себя до дна, пытаясь вырвать из чужой памяти тяжело давшееся признание. Один на один против мощнейшей защиты долгоживущего повелителя. Ее даже опытному магу нелегко было преодолеть, а этого гения и вовсе едва не убило. Лишь в самый последний момент мальчик сумел удержаться, да и то с трудом. Даже сейчас он опасно качался на грани безумия и все еще не смел отступить от разверзшейся перед ним пропасти. Или… быть может, он просто не умел этого делать?!

От последней мысли Тирриниэль стремительно побледнел: конечно же! Откуда ему уметь, если мальчик всего пару дней как научился пользоваться огнем?!

– Бездна… Да что же ты творишь, безумец?! – Владыка эльфов внутренне содрогнулся и, коснувшись иссохшей рукой груди внука, мгновенно понял: плохо дело. – Торк! Не вздумай уходить! Слушай меня, вернись… вернись, мальчик, и позволь мне тебе помочь! Тебе еще рано туда, ты нужен здесь! Тир, ты мне нужен! Всем нам!

Но от Тира нет ответа. Похоже, мальчик просто не слышит. Или слышит, но не верит. А насильно его не вернешь – сопротивляется, неразумный, недоверчивый эльфенок. Ненавидит, похоже, и потому отстраняется, не замечая, что достиг опасной черты. Слишком непримирим. Слишком горд. О Бездна! Как… ну как его убедить?!

Тирриниэль с силой сжал виски, дико страшась опоздать, но не видя способа исправить происходящее. А затем крепко зажмурился, чуть ли не впервые в жизни истово молясь создателю, чтобы помог принять правильное решение, и… вдруг наткнулся пальцами на что-то металлическое. Мгновение постаревший владыка неверяще ощупывал тяжелый золотой обруч на собственной голове, после чего внезапно посветлел лицом, без колебаний сдернул венец, а потом вложил его в безвольную, похолодевшую ладонь Тира.

– Вот. Возьми, мальчик, это поможет!

Снова нет ответа. Ни вздоха, ни движения, ни крохотного проблеска в широко распахнутых глазах.

– Тир! Ну же, доверься же хоть немного! Не отталкивай меня, мальчик. Ты слишком слаб, чтобы бороться самостоятельно. Возьми! Пожалуйста… – Владыка до крови прикусил губу, лихорадочно ища выход, а потом встрепенулся. – Тебя ждет Милле! Ты помнишь ее?! Милле здесь, совсем рядом, и она расстроится, если ты погибнешь! Вернись хотя бы ради нее!

Милле… Родное имя сделало свое дело: юноша очень медленно и неохотно, но все же сжал руку в кулак. После чего прерывисто вздохнул, ощущая, как отступает от него молчаливая пропасть. Машинально коснулся хранящейся в изящном амулете силы, бездумно вобрав ее в себя, и только тогда перестал походить наконец на оживший труп. А вскоре сумел открыть глаза и со странным выражением посмотрел на искаженное неподдельным ужасом лицо владыки.