Томи Адейеми - Дети крови и костей [litres]

Через пару секунд до меня доходит, что она пытается пошутить. Я удивленно ухмыляюсь. Второй раз за день она улыбается, и мне становится ясно, почему Тзайн не мог отвести от нее глаз.

– Прекрасные дамы, – говорит пожилой косидан, подзывая нас ближе, – подходите. Обещаю, у меня вы найдете то, что вам нужно!

Мы подходим к его фургону, запряженному двумя огромными гепанэрами ростом с человека. Я глажу их пятнистый мех, останавливаясь, чтобы коснуться бороздок на мощных рогах, поднимающихся у них надо лбами. Звери мурчат и лижут мою руку шершавыми языками. Мы заходим в полный вещей фургон.

Мускусный запах старой ткани ударяет мне в нос, когда мы проходим между рядами. Амари останавливается в углу и роется в старой одежде, пока я изучаю пару замшевых фляжек.

– Что именно вам нужно? – спрашивает торговец, перебирая блестящие ожерелья. Он демонстрирует их, широко раскрывая глубоко посаженные глаза, характерные для жителей северной части Ориши. – Этот жемчуг с заливов Джиметы, а это – самоцветы из шахт Калабрара. От них у любого парня голова пойдет кругом, впрочем, не думаю, чтобы у вас с этим были проблемы.

– Нам нужны припасы в дорогу, – улыбаюсь я, – фляжки и кое-что для охоты, возможно, огниво.

– Сколько у вас есть?

– Сколько вы дадите за это? – Я протягиваю ему платье Амари, он разворачивает его, держа на свету. Проводит пальцами по швам как человек, знающий дело, и внимательно изучает обгоревший подол.

– Сшито отлично, не отрицаю. Богатая ткань, превосходный крой. Без обгорелой кромки было бы еще лучше, но всегда можно обработать ее по новой.

– Сколько? – повторяю я.

– Восемьдесят серебряных монет.

– Мы не согласны на меньшее, чем…

– Я не торгуюсь, милая. Мои цены честны, как и мои предложения. Восемьдесят и точка.

Стискиваю зубы, но понимаю: спорить нет смысла. Торговца, разъезжающего по всей Орише, не обманешь, как глупого богача.

– Что можно купить на восемьдесят монет? – спрашивает Амари, выбрав пару желтых шаровар и черную дашики без рукавов.

– Одежду… Фляжки… Нож для срезания шкур… Несколько кусочков кремня. – Торговец принимается наполнять плетеную корзину, собирая нам припасы в дорогу.

– Этого хватит? – шепчет Амари.

– На первое время да, – киваю я. – Если он добавит этот лук…

– Вам он не по карману, – отрезает торговец.

– Но что если все не закончится в Шан… в храме? – Амари понижает голос. – Разве нам не потребуется еще еда? Новые припасы?

– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Мы это выясним.

Собираюсь уходить, но Амари хмурится и опускает руку в мою сумку.

– Сколько дадите за это? – Она вытаскивает свой украшенный драгоценностями венец.

Глаза торговца лезут на лоб, когда он видит бесценное украшение.

– О боги, – выдыхает он. – Где вы это нашли?

– Неважно, – говорит Амари. – Сколько?

Он вертит геле в руках, потрясенно вздыхает при виде усыпанного бриллиантами снежного леопанэра и очень медленно поднимает глаза на принцессу. Затем переводит взгляд на меня, но мое лицо остается спокойным.

– Я не могу его взять, – отталкивает он геле.

– Почему? – Амари снова вкладывает головной убор ему в руки. – Вы только что взяли платье с моего плеча, но не можете взять моей короны?

– Не могу, – торговец качает головой, но теперь, когда золото у него в ладонях, он колеблется. – Даже если бы и хотел, здесь нет ничего, что я мог бы предложить взамен. Это стоит дороже.

– Сколько вы можете дать? – спрашиваю я.

Торговец медлит, страх в нем борется с жадностью. Он еще раз оглядывается на Амари, а затем смотрит на сверкающий геле в своих руках. Вынув из кармана кольцо с ключами, он отодвигает от стены ящик, за которым прячется железный сейф. Открыв его, торговец отсчитывает гору блестящих монет.

– Триста золотых.

Я наклоняюсь вперед. На эти деньги моя семья могла бы жить вечность. Или две! Я поворачиваюсь, чтобы поздравить Амари, но, взглянув на нее, останавливаюсь.

Бинта отдала его мне… Это единственная память о ней.

В ее глазах так много боли, той, которую я узнала в детстве, когда моя семья впервые не смогла заплатить королевский налог.

Месяцами папа и Тзайн ловили медуз с рассвета до заката, а ночью подрабатывали для стражников. Они делали все возможное, чтобы меня спасти, но тогда не успели заработать достаточно денег. В тот день я отправилась на плавучий рынок с маминым золотым амулетом в руке – единственной вещью, которую мы смогли сохранить в память о ней. Он упал наземь, когда стражи ее уводили. После смерти мамы я хранила этот амулет как последнюю частичку ее души. Мне пришлось продать его, и по сей день, когда я касаюсь шеи и не нахожу его, сердце сжимается от горя.

– Ты не должна это делать, – сказала я. Обидно говорить такое, когда видишь столько золота, но утратить мамин амулет было все равно, что потерять ее навсегда. Боль оказалась такой сильной, что я не пожелала бы ее даже Амари.

Взгляд принцессы смягчается, на ее лице появляется улыбка.

– Ты смеялась надо мной из-за того, что я не хотела снять платье, и была права. Я зациклилась на своих утратах, но после всего, что сделал отец, любые мои жертвы – капля в море. – Амари кивает торговцу, принимая решение. – Я не смогла спасти Бинту. Но с этим золотом…

«Мы сможем спасти предсказателей», – хочет сказать она.

Гляжу на Амари, пока торговец забирает венец и насыпает золото в бархатные кошельки.

– Берите лук, – улыбается он. – Берите все, что угодно.

Оглядываюсь по сторонам и вижу крепкий кожаный ранец с незамысловатыми узорами из кружков и прямых линий. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть кожу, но замираю, понимая, что на него также нанесены пунктирные кресты. Мои пальцы гладят замаскированный знак клана, тайный символ Ойи, моей сестры-богини. Если бы стражи узнали, что скрывается за этим узором, они бы арестовали фургон, а торговцу отрезали бы руки.

– Осторожнее, – кричит он.

Я отдергиваю руку, но затем понимаю, что мужчина обращается к Амари.

Она оборачивается, держа пустую рукоять.

– Что это? Почему нет клинка?

– Направь ее от себя и взмахни.

Как и в случае с посохом, из рукояти выдвигается длинный клинок со смертоносным волнистым острием. Маленькие ручки Амари на удивление быстро и грациозно управляют оружием.

– Беру.

– Если не знаете, как им пользоваться… – предупреждает торговец.

– С чего вы решили, что я не знаю?

Я поднимаю бровь и вспоминаю о несчастье, случившемся с ней на тренировке. Предполагаю, что шрам от меча – дело рук ее брата, но ведь она и сама держала в руках меч, так? Но, несмотря на наш побег из Лагоса, я не могу представить ее на поле боя.

Торговец складывает деньги и товары, собирает нас в путь до Шандомбля. Мы молча возвращаемся к Тзайну. В моей голове все смешалось: шрам, венец, меч… Куда исчезла избалованная принцесса, которую я хотела удушить? Неужели она на самом деле владеет оружием?