Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

И все же что-то было не так. Не было слышно приятного гомона, который непременно несется по вечерам из любого переполненного трактира. Ни шепота. Ни шороха.

Я в тревоге подкрался ближе. Сразу все волшебные сказки, что я когда-либо слышал, пришли мне на ум. А вдруг меня не было много лет? А то и десятилетий?

Или причина куда более обыденна? Вдруг разбойников было больше, чем мы думали? Вдруг они вернулись, обнаружили, что лагерь разорен, явились сюда и напали на трактир?

Я подобрался к окну, заглянул внутрь и понял, в чем дело.

В трактире было человек сорок-пятьдесят. Они сидели за столами, на лавках, стояли вдоль стойки. И все затаив дыхание слушали того, кто сидел у очага.

Это был Мартен. Он от души хлебнул пива и продолжал:

– Я не мог отвести глаз. Да мне и не хотелось. Но тут Квоут вышел вперед, заслонил меня от нее, и на миг я избавился от ее чар. Я весь облился холодным потом, как будто на меня ведро воды опрокинули. Попытался было его оттащить, но он отпихнул меня и бегом к ней.

Лицо Мартена было изборождено скорбными морщинами.

– А чего ж она адема не забрала и верзилу вашего? – спросил человек с ястребиным лицом, который сидел поблизости, в углу возле очага. Он барабанил пальцами по потертому скрипичному футляру. – Кабы вы ее и в самом деле видели, вы бы все за ней побежали!

Народ в зале загомонил в знак согласия.

На это отозвался Темпи, сидевший за соседним столом: его кроваво-красная рубаха сразу бросалась в глаза.

– Когда моя расти, я учусь владеть собой.

Он поднял руку и стиснул кулак, поясняя свою мысль:

– Больно. Голод. Жажда. Устал.

Он встряхивал кулаком после каждого слова, давая понять, что способен преодолеть все это.

– Женщины.

На его губах появилась еле заметная улыбка, и он снова тряхнул кулаком, но уже без прежней суровости. По залу пробежал смешок.

– Я скажу вот. Если бы Квоут не пошел, я бы мог.

Мартен кивнул.

– Ну, а что касается нашего другого товарища…

Он кашлянул и указал на другой конец зала.

– Его Геспе уговорила остаться.

По залу снова прокатился смех. Пошарив глазами, я нашел, где сидели Дедан с Геспе. Отчаянно покрасневший Дедан пытался скрыть смущение. Геспе властно положила руку ему на колено и улыбалась потаенной, довольной улыбкой.

– На следующий день мы принялись его искать, – сказал Мартен, вернув себе внимание публики. – Мы пошли через лес по его следам. Метрах в восьмиста от озерца мы нашли его меч. Наверняка он его потерял в погоне за ней. Его плащ висел на ветке неподалеку оттуда.

Мартен показал ветхий плащ, который я купил у лудильщика. Плащ выглядел так, словно его собаки драли.

– Видно, плащ зацепился за ветку и Квоут избавился от него, только бы не потерять ее из виду.

Он рассеянно пощупал драные края.

– А ведь будь плащ попрочнее, он, может, сейчас был бы с нами…

Услышав эту реплику, я понял – мой выход! Я шагнул на порог и почувствовал, как все повернулись в мою сторону.

– Ничего, я добыл себе плащ получше, – сказал я. – Фелуриан соткала мне его своими руками. И мне тоже есть что рассказать. Да такое, что вы станете это рассказывать детям и детям своих детей.

Я улыбнулся.

На миг воцарилась тишина, а потом поднялся оглушительный гомон: все заговорили разом.

Мои товарищи уставились на меня, не веря своим глазам. Дедан оправился первым и несказанно меня удивил: он подошел ко мне и грубовато обнял одной рукой. Я только теперь заметил, что вторая рука у него висит на перевязи.

Я бросил на нее вопросительный взгляд.

– Что, вы попали в передрягу? – спросил я, пока вокруг бушевал хаос.

Дедан покачал головой.

– Это Геспе, – коротко ответил он. – Ей не понравилась мысль, что я рвану вдогонку за этой феей. Ну, и она… вроде как убедила меня остаться.

– Руку тебе сломала?

Я вспомнил свое прощальное воспоминание о том, как Геспе прижимала его к земле.

Верзила потупился.

– Есть малость. Она вроде как держала меня, а я выкручивался…

Он улыбнулся несколько смущенно.

– Так что, наверно, можно сказать, что мы сломали ее вдвоем.

Я хлопнул его по здоровому плечу и рассмеялся.

– Как мило! Ужасно трогательно.

Я бы сказал что-нибудь еще, но шум в зале стих. Все смотрели на нас – на меня.

Я посмотрел на собравшихся и вдруг растерялся. Ну как же им объяснить?..

Я вам уже говорил, что не знаю, сколько времени я провел в Фейе. Но много, очень много. Я прожил там так долго, что даже привык к его странностям. Я там прижился.

И теперь, когда я вернулся в мир смертных, я чувствовал себя странно в переполненном трактире. Мне было непривычно находиться под крышей, а не под открытым небом. Прочные деревянные скамьи и столы выглядели ужасно примитивными и грубыми. Свет ламп казался неестественно ярким и резким.

Я тысячу лет не общался ни с кем, кроме Фелуриан, и люди вокруг казались мне странными. Белки их глаз меня пугали. От них пахло потом, лошадьми и горьким железом. Голоса у них были грубые и резкие. Движения неуклюжие и напряженные.

Но все это мелочи, самая суть не в этом. Я чувствовал себя не на месте в своей собственной шкуре. Меня крайне раздражала необходимость снова носить одежду, и больше всего мне хотелось вернуться к привычной наготе. Ноги чувствовали себя в башмаках, как в темнице. По пути в «Пенни и грош» я все время боролся с желанием разуться.

Глядя на лица вокруг, я увидел молодую женщину, не старше двадцати лет. У нее было милое личико и ясные голубые глаза. И идеальные губы для поцелуев. Я шагнул было в ее сторону, всерьез намереваясь обнять ее и…

Я внезапно остановился, уже потянувшись погладить ее по щеке, и голова у меня пошла кругом. Тут все было иначе. Мужчина, сидящий рядом с женщиной, – наверняка ее муж. Это ведь важно, да? Этот факт казался мне очень смутным и малозначительным. Отчего я до сих пор не поцеловал эту женщину? Отчего я не хожу голым, не ем фиалок, не играю на лютне под открытым небом?

Я снова окинул взглядом комнату, и все вокруг показалось мне ужасно нелепым. Эти люди, которые сидят на лавках, закутанные в многослойные одежды, и едят ножом и вилкой… Я внезапно осознал, как это все бессмысленно и надуманно. Это было невероятно смешно. Они как будто играли в игру, даже не сознавая этого. Это было как шутка, которой я прежде не понимал.

И я расхохотался. Смеялся я не очень громко и не особенно долго, однако смех вышел пронзительный, дикий, полный непонятной радости. Это был нечеловеческий смех, и он прошел над толпой, как ветер над полем. Те, кто сидел достаточно близко, чтобы его услышать, заерзали, некоторые уставились на меня с любопытством, некоторые со страхом. Некоторые содрогнулись и отвернулись, не желая встречаться со мной взглядом.