Мила Нокс - Наместник ночи [litres]

Выходит, их мысли в чем-то были одинаковые.

«Нет, – передернулся Франциск и заставил себя оторвать взгляд от тошнотворного зрелища. – Мы разные».

– Пошли, – бросил он брату.

Но Филипп тоже застыл, глядя на Сшитого.

На его лице менялись разные эмоции: отвращение, страх, что-то еще…

О чем думал брат?

Франциск прежде считал, что если они близнецы, то у них и сердце одно на двоих. Его обижала скрытность брата. Но теперь сам ощутил странное желание молчать.

Он пережил страшную минуту один на один со Сшитым.

Этот ужас отсек прошлую жизнь.

Все, чем привык руководствоваться Франциск прежде, осталось позади.

Он был другим.

В углу за белым ажурным облаком из липких нитей оказались каменные ступени. Лестница вела вверх через прорубленную в потолке дыру. Цветы Зла, упившиеся крови Сшитого, один за другим вырастали из щелей в ступенях и склоняли зубастые головы. «С-с-сюда».

Ход в неизвестность. Отставив угасающий огарок в сторону, Франциск снял со стены новый светильник и заглянул в каменную расщелину.

Пламя выхватило десятки ступеней.

Эта лестница ведет в замок Принца.

Мальчик сделал первый шаг. Еще. И еще. За спиной тихонько застучали ботинки Филиппа.

Со всех сторон мальчишек окружила непроницаемая тьма.

Сейчас Франциск ее не боялся.

Он чувствовал то, что кроется в этом мраке.

И кроме прочего, помнил: тьма скрывала не только чудовищ. Темнота прятала от чужих глаз его самого.

«Да, – сказал себе Франциск. – Пока я в темноте, меня не видно».

Мастерская осталась внизу едва различимым пятном желтого света. Расщелину наполнило шумное дыхание. Подниматься было тяжело. На лбу выступил пот, рубашка промокла. Шаг за шагом Франциск и Филипп преодолевали десятки ступеней, двигаясь в неизвестность. Скоро они выдохлись и присели перевести дух. Ничего не говорили. Не хотелось. Отпив по нескольку глотков из фляги, братья побрели дальше.

Как далеко они уже забрались?

Францу думалось, что еще чуть-чуть, и они достигнут вершины горы, высунут головы в расщелину и увидят звезды.

Уставшие ноги не повиновались, дыхание сбилось. Мальчики остановились вновь, тяжело дыша.

«Ну же! Должен же быть конец этим ступеням. Лестница не может быть бесконечной! Где же дверь?»

И вдруг…

Свет выхватил каменную перегородку.

Франц ринулся по ступенькам и очутился на самом верху лестницы. Ступени оканчивались тупиком. Мальчик пошарил ладонями по шероховатой стене. Просто камень, ни следов двери. С досады он чуть не закричал.

– Что там, Франц? – спросил нагнавший брат.

– Пусто. – Франциск выругался. – Пусто, Фил! Это тупик!

Он рухнул на ступеньку и схватился за голову. Усталость и отчаяние нахлынули черной тучей. Филипп закусил губу, взял из рук брата огарок и посветил перед собой.

– Смотри!

Его голос дрожал от волнения. Франциск поднял голову. Фил пальцем указывал на отпечаток на стене в виде пятерни. Казалось, многие века – а может, тысячелетия – назад чья-то рука вдавилась в поверхность скалы с такой чудовищной силой, что на камне осталась вмятина. Ладонь была такая большая, что в ней могли утонуть все четыре руки – и Франца, и Филиппа, если бы близнецы приложили свои ладошки к отпечатку.

– А здесь еще один!

Филипп посветил левее.

Франц провел пальцем по выемке. Под пальцами ощущалась странная шероховатость.

– Посвети-ка…

Когда Филипп поднес огарок, в отпечатке левой ладони обозначился рисунок месяца. В отпечатке правой тоже нашелся рисунок, на этот раз луны.

Франциску вспомнились две стороны лунара: месяц и полнолуние.

– Кажется, мы нашли выход…

Филипп дрожащими пальцами вытянул из-за пазухи ключ на шнурке, и металлический стержень блеснул в пламени свечи. Вдруг рисунки вспыхнули – сквозь камень словно пробился свет сотен звезд. Месяц разгорелся серебристым светом, а луна – золотым.

Камень захрустел, пошел трещинами.

Чуть пониже отпечатков рук отвалился камешек, и в глубине загорелась замочная скважина.

– Вот она!

Голос Франциска дрожал.

Братья переглянулись. Отчего-то вместо «ни пуха ни пера» на ум Францу вдруг пришла другая фраза. Неужто Полночь пустила свои корявые корни в его душу?

«Да будет ночь», – проговорил в голове голос.

В животе похолодело, Франца охватило странное, мистическое предчувствие, и он не мог сказать, хорошее или плохое.

– Г-готов?

Голос предательски дрогнул.

Филипп медлил. Он взглянул на Франциска, и голубые глаза вспыхнули в полумраке ледяными звездами. Лицо младшего брата стало совсем белым. Веко слегка подергивалось. Филипп подступил к Франциску и ткнулся лбом в его плечо.

Чувства младшего брата нахлынули на Франца волной.

Он ощущал их как свои.

Словно бы распахнулись двери, и мальчик очутился на безмолвном пустынном побережье. Темный пугающий простор распахнулся перед ним. Бушевала буря. Свинцовые тучи ворочались над землей, рокотали, а внизу плескалось северное море. На стальных волнах колыхалась ледяная крошка, и гигантские валуны один за другим с грохотом обрушивались на берег.

Свистел пронизывающий до костей, лютый, дикий ветер.

Все здесь – каждый камушек и травинку – пронизал страх.

Тайным местом Филиппа оказалась вовсе не черная комната, а охватившая весь мир северная буря. Комнаты было мало, чтобы вместить его страх. Он был куда больше и сильнее, чем та пульсирующая точка мрака, в которую превращался Франциск.

Страх Филиппа был целой ледяной пустыней, по которой мчался свирепый ветер, секущий кожу сотнями ледяных осколков.

Он был холодным морем, тянущим на темные глубины.

Черным небом, глядящим с высоты ужасающим оком.

Все это близнец скрывал в себе долгие годы.

Франциск положил трясущуюся руку на хрупкое плечо Филиппа, точно так же, как делал когда-то младший брат. Чуть сжал.

– Я спасу тебя, – хрипло пробормотал он. – Я знаю, что делать.

Младший брат отстранился. Его подбородок и губы дрожали, но глаза были сухие. Мальчик покорно кивнул.

– Да, – выдохнул он. – Да, Франциск…

Сглотнув, Филипп отвернулся. Его белоснежные пальцы поднесли ключ к каменной стене и вставили в скважину.

Настал момент истины.

Внутри Франциска все замерло.

Филипп повернул ключ. Дверной механизм внутри камня заскрипел. По поверхности сплошной стены пробежали сияющие дорожки. Трещины разошлись, вырисовывая очертания двери с двумя створками.

Филипп протянул руку и коснулся левой створки, а Франц – правой. Будто что-то шепнуло сделать именно так.

Они толкнули двери, и те медленно отъехали в разные стороны.