Мила Нокс - Наместник ночи [litres]

– Ты все поймешь, – шепнул на ухо Франциску порыв ветра. – Спи.

Веки Франца отяжелели, и он почувствовал, как его тело становится тяжелым и будто опускается в облако. Голоса айсидов, звон множества бирюлек и шум северного ветра исчезали, растворялись.

– Спи, мой господин…

И Франциск погрузился в сон, который длился ночь.

Или даже целую вечность.

Мальчик медленно открыл глаза.

Над ним темнели широкие балки, по левую сторону I у I из прорехи в крыше проливался лунный свет. Пахло плесенью и многолетней пылью. Он лежал на сырых досках, свернувшись клубочком.

Франциск зашевелился и сел.

Он на Мельнице.

Совершенно точно.

Причем с обратной стороны, в Англии. Мальчик помнил этот угол – вот там, на краю лунного пятна, возле развалившейся бочки, стояла Лу, когда сказала, что он чокнутый.

Дверь!

Франц вскочил и рванулся к темневшей на стене двери, дернул за ручку с такой силой, что запертая створка с глухим стоном отлетела в сторону и ударилась о стену. Он застыл на пороге еще одной комнаты Мельницы.

Серебряный лес Полуночи исчез.

Франц заскочил в помещение, кинулся в один угол, в другой… Искал двери, шарил по стенам, вглядывался в молчаливый полумрак углов, но ничего не нашел. Он вышел из комнаты и уставился на рассохшуюся створку. Это уже не Дверь в волшебную страну, а просто – дверь…

Одна из тысяч.

– Фил…

Франциск рухнул на колени, скребанул пальцами по пыльному полу.

В душе, казалось, зияла дыра, в которую врывался стенающий ветер.

– Фи-и-ил…

Он исчез.

Брат остался по ту сторону.

Сказка окончилась, Франциск вернулся в реальный мир. То, что прежде казалось таким живым и настоящим – глазастые цветы, искрящиеся голубые фонтаны в пещерах айсидов, пение ветра в небесах, – все это стало всего лишь воспоминаниями о волшебном мире Смерти. Франциск очнулся от дивного и страшного сна, самого долгого в своей жизни.

Он еще долго сидел на Мельнице – теперь просто мельнице, – глядя в распахнутую дверь. Всматривался в очертания балок и досок и думал о том, что случилось.

Вспоминал последнюю песню ветра и пытался осознать, как же так произошло…

Неужели это случилось взаправду?

Неужели он, вернувшись домой, не увидит Филиппа?

Никогда, никогда больше не увидит?

Франц подскочил и зашагал к выходу. Выбравшись на открытый воздух, он вдохнул ночные ароматы, окутавшие луг, а затем взбежал на пригорок и припустил домой.

Луна по-прежнему светила над английской деревенькой. Земля была влажная и чавкала под ногами – видимо, только что прошел дождь.

Францу даже показалось, будто ничего не изменилось с той ночи, когда бушевала буря. Он пробежал по саду и вдруг остановился: на земле лежали сорванные листья, обломки ветвей. А вон возле крыльца – поваленное дерево.

Неужели до сих пор не убрали?

По коже пробежали мурашки. В мыслях шевельнулась догадка, но мальчик отмел ее. Особняк стоял на том же месте, такой же, как и прежде: строгий и унылый дом, смотрящий пустыми глазницами на разоренный грозой сад. Франц беззвучно взошел по ступеням и отворил дверь.

Внутри – тихо и пусто.

Дом спал.

Франциск пробрался по лестнице на второй этаж и, наконец, очутился у двери в спальню. Он чуть приоткрыл ее, проскользнул в щель, сразу же повернулся к кровати и замер.

Пустая.

Белеющее в темноте одеяло отброшено в сторону, простыня измята. Казалось, он покинул постель мгновение назад. Франциск кинулся на кровать и зарылся лицом в подушку.

Силы покинули его, и вдруг Франциск понял, что еще никогда не был таким уставшим…

Он оторвался от подушки и глянул на соседнюю: на белом валике ни вмятины, ни складки. Словно никто на ней не лежал. Словно любая память о Филиппе стерлась.

«Так это правда, – подумал Франц. – Значит, теперь… его… нет…»

Он уткнулся носом в подушку и горько заплакал.

Очнулся мальчик от скрипа. Он встрепенулся и резко поднял голову. Волосы спутались, засыпали лицо непослушными локонами. Он смахнул пряди, перекатился с живота на спину и сел.

В спальне уже было светло, на полу перемигивались солнечные зайчики. В саду слышалось пение птиц. А он все так же лежал в кровати, полностью одетый и даже в ботинках…

Ключ надрывно скрежетал в замочной скважине. За дверью послышался сердитый голос.

– Да что же это такое?

Дверь распахнулась, и в спальню вошла Делайла. Зажав в руке ключ так, что побелели костяшки, она впилась в сына острым взглядом.

Мальчик оторопел, облившись холодным потом. Как теперь объяснить свое исчезновение? Его, наверное, искали не одну ночь! Мать и тетушка, вероятно, и вовсе сочли его погибшим – может, подумали, что он убежал на речку и утонул или что его похитили цыгане…

– Франциск. – Мать скривила губы. – Объясни, каким образом дверь оказалась открыта?

– Чт… что?

– Я запирала тебя вчера вечером! – Голос матери резал словно нож. – А сейчас дверь открыта. А?

Вытянув шею, мать осмотрела сидящего в кровати Франца, задержала взгляд на его изодранных коленках и пыльных ботинках, еще сильнее скривила губы.

– Я… Я был…

– Ты что, снова сбегал ночью?

– Я ведь…

Как объяснить матери про Дверь, мир Полуночи, про исчезновение Филиппа?

Мальчик чуть повернул голову: нет, ему не показалось, соседняя подушка была пуста.

«Что же мне сказать ей?»

Но Делайлу, казалось, не волновало отсутствие Филиппа.

– Неужели ты снова сбегал этой ночью? Тебе не хватило того, что вчера мы с Мюриель чуть с ума не сошли, когда ты пропал на полдня? Ты уже не ребенок, Франциск! – Голос матери взлетел. – Ты должен понимать, что такое поведение только для детей! Я так переволновалась, что всю ночь не спала. Но ты по-прежнему делаешь то, что хочешь, и даже не задумываешься об остальных.

Делайла покачала головой, ее губы дрожали.

– Возможно, Мюриель права, и тебя стоит отправить в закрытую школу… Но боюсь, после того, что ты натворил вчера, она не станет просить за тебя полковника. И знаешь, я не могу ее винить.

Сказав это, мать тряхнула головой и вышла – сухопарая и чопорная, словно богомол.

Франциск сидел в кровати словно оглушенный.

До него медленно доходил смысл ее слов.

«Вчера мы с Мюриель чуть с ума не сошли».

«Я запирала тебя вчера вечером».

Неужели Франц сбежал… всего лишь вчера?

Но ведь в Полуночи сменилось множество лун с тех пор, как он открыл Дверь… а тут, в Англии?

Неужто прошла всего одна ночь?