Брендон Сандерсон - Браслеты Скорби

Вакс нежно отодвинул руку Стерис и укрыл ее простыней, прежде чем выскользнуть из постели и полуголым пройти через всю комнату к балкону.

Они остались здесь, в пентхаусе, на время медового месяца, а не вернулись в особняк. Это показалось хорошим способом начать все заново, и Вакс начал подумывать, не переселиться ли сюда насовсем. Похоже, он уже в сотый раз за свою жизнь стал новым человеком, и это была новая эпоха. Время тихих особняков и разговоров в курительном салоне закончилось — наступила эра дерзких небоскребов и политических страстей, бурлящих в центре города.

Снаружи клубился туман. Хоть небоскреб и был достаточно высоким, Вакс не представлял, что сквозь дымку сможет отсюда разглядеть звезды и Красный Разрыв. Он уже собрался открыть двери и выйти на балкон, но взгляд упал на туалетный столик, где Дрютон разложил в ряд несколько предметов. Лакей перебрал вещи Вакса и достал все, что нашлось в карманах, а также проверил пожитки, которые удалось забрать из отеля в Новом Серане. Дрютон, видимо, хотел выяснить, что из этих предметов надо оставить, а что — выкинуть.

Вакс с улыбкой провел кончиками пальцев по помятому шейному платку, который был на нем во время приема, куда они отправились со Стерис. Вспомнил, как швырнул этот платок на пол, переодеваясь в брюки и туманный плащ в своем номере перед поспешным бегством из города. Дрютон разгладил его и положил рядом с салфеткой с того приема, на которой была вышита монограмма, и даже крышкой от бутылки, прихваченной Ваксом на случай, если понадобится от чего-то отталкиваться. Эту крышечку Дрютон поместил на отдельную салфетку, будто она могла оказаться самой важной вещью в мире.

Покачав головой, Вакс взялся за ручку балконной двери, но вдруг замер и снова посмотрел на стол.

Она была прямо там. Монета, которую ему дал нищий, блестела в слабом звездном свете. Дрютон, видимо, нашел ее в кармане. Вакс протянул руку, чуть поколебался и, прежде чем выйти в туман, все же взял со стола монету.

«Неужели?»

Два разных металла. Один серебристый. Никросил? Другой, несомненно, медь. Ферухимический металл. Хоть отчеканенный на аверсе рисунок и был другим да и сама монета была меньше размером, она почти не отличалась от любого из медальонов южан.

Как только Вакс об этом подумал — как только понял, на что способна штуковина в его руке, — метапамять тотчас же заработала и он ощутил внутри себя запас, резерв, из которого можно было черпать. Вакс ахнул.

Медная метапамять. Особая разновидность ферухимического хранилища. В ней хранились воспоминания.

Он зачерпнул.

И тотчас же очутился совсем в другом месте. Посреди пустынного края, где не было ни души — лишь ветер носил тучи пыли. Рассмотреть, что творится вокруг, оказалось нелегко, потому что смотрящий видел нормально только одним глазом.

Другой его глаз воспринимал все в голубом свете, в виде переплетения лучей. Это было зрение человека, которому в глазницу воткнули штырь.

Незнакомец пересек пустыню, прошел мимо необработанных полей с какой-то разновидностью зерновых, гремящих семенами на ветру и, видимо, брошенных на погибель. Впереди лежал город — или то, что от него осталось.

Он слышал собственные шаги по грязному камню и шум ветра, ощущал холод. Он вошел в город, миновал фундаменты, отмеченные старыми, давно погасшими пожарами. Каким-то образом он знал, что здешние жители — как и в других деревнях и городках, где ему довелось побывать, — отчаянно пытаясь выжить, разломали на дрова собственные стены.

На улицах валялись раздетые трупы. Их вещи забрали и сожгли на кострах, спасаясь от холода, хоть такую погоду большинство людей и посчитали бы всего лишь умеренно прохладной.

Впереди виднелось каменное жилище, похожее на бункер. Длинное и низкое, оно что-то ему напомнило — что-то неизвестное Ваксу, но знакомое человеку, который сохранил в памяти эти события. Воспоминание о чем-то давнем мелькнуло в его сознании и спустя миг исчезло.

Путник вошел в зияющий дверной проем. Они сожгли дверь.

Пытаясь согреться, люди внутри сбились в кучу и кутались в бесполезные одеяла. Очаги не горели.

Они сожгли даже свои маски.

Путник прошел между ними, вызвав некоторую обеспокоенность, хотя большинство не обратило на него внимания, продолжая пялиться в пустоту. Они ждали смерти. В центре он нашел вожаков, старейшин в тряпичных масках, прикрывающих лица, — других у них не остались. Одна престарелая женщина посмотрела на него и подняла маску.

Он увидел ее нормальным зрением в одном мире и в виде рисунка из голубых лучей — в другом. Присев рядом, путник протянул руку, взял женщину за плечо и прошептал единственное слово.

Потрясенный, Вакс вырвался из этого воспоминания, выронил монету и отпрянул.

Монета со звоном ударилась о балкон и замерла.

Рука… эта рука! Покрытая сетью шрамов, будто кожу рассекали снова и снова. И еще слово. Слово, которое произнес путник, как навязчивая мысль металось в сознании Вакса.

«Выживи…»

Мараси, Вакс и Уэйн вернутся в «Потерянном металле», эпическом завершении Второй эры «Рожденного туманом». Я планирую выпустить его после «Клятвенника», третьего тома «Архива Буресвета», над которым работаю в настоящее время.

Чтобы скрасить вам ожидание «Клятвенника», я только что выпустил специальную новеллу для распространения исключительно в цифровой форме, которую следует читать после «Браслетов Скорби», хотя ее действие происходит во время событий первой трилогии «Рожденного туманом». В ознаменование десятилетия цикла «Рожденный туманом: Тайная история», возможно, ответит на некоторые ваши вопросы.

Всегда обнаруживается еще какая-нибудь тайна.

[3] ¹ В оригинале использован термин bendalloy , который обозначает реально существующий тяжелый легкоплавкий сплав, состоящий из олова, свинца, висмута и кадмия, изобретенный в 1860 году английским инженером Барнабасом Вудом. Ввиду привязки названия «сплав Вуда» к имени изобретателя и отсутствия альтернативных названий в русском переводе применен термин, выдуманный переводчиком. ¹ Никросил (nicrosil) — термопарный сплав на основе никеля, содержащий хром, кремний и магний.

Алюминий. Туманщик, который воспламеняет алюминий, мгновенно перерабатывает все свои металлы, не производя никакого иного эффекта, кроме устранения алломантических запасов. Туманщиков, воспламеняющих алюминий, называют «алюминиевой мошкарой» ввиду неэффективности этой способности самой по себе. Феринги-самотворцы могут хранить духовное чувство самости в алюминиевой метапамяти. Об этом искусстве редко говорят за пределами террисийских сообществ, и даже внутри их его до конца не понимают. Сам алюминий и несколько его сплавов алломантически инертны; к ним нельзя применить толкание или тягу, и с их помощью можно защитить отдельно взятого человека от эмоциональной алломантии.