Иван Вологдин - Война орденов. Время Орды

Сон померк, растворяясь в колдовском свете луны. Меня тряс за плечо дружинник, явившийся мне на смену:

— Ну что же ты, князь, так нас подставляешь своей беспечностью? Говорил же тебе, наше это дело, нам привычное и послаблений нам не нать. А ты спишь вповалку. Ого…

Дружинник осекся на полуслове, указывая на мою щеку. Я провел по ней ладонью, уставившись на окровавленные кончики пальцев, а затем перевел взгляд на исписанные, раскиданные листы бумаги, виднеющиеся неподалеку.

Подняв один из них, я вновь перечитал чисто переписанное стихотворение о волке и, ничего не говоря дружиннику, вынул клинок из земли, отправляясь к костру.

— Помни, что обещал, Гамаюн, — тихо шепнул голос Нарсила в моей голове, — и напои меня кровью атланта. Врага моего создателя.

— Как же пользоваться тобой, Нарсил?

— Я подскажу.

Спустя три месяца пути, полные приключений, об одном из которых я поведаю в следующей главе, так как это важно, мы наконец-то добрались до границы Родины ранней осенью, перед самым началом распутицы.

Мы торжественно въехали в редкий лес, граничащий со степью, под нежный шелест пожелтевшей листвы и на первом же перекрестке, затормозив караван с невольниками, я выторговал за золотую, бесценную пайцзу у восточного купца полтора десятка пленных, плетущихся в конце обоза с товарами. Я немедленно даровал им полную свободу и распустил на все четыре стороны, пожелав лишь наискорейшего возвращения домой, чтобы дорогой их не застали первые холода.

Всех, кроме одного. Маленький, худой до ужаса, мальчик — сирота, обритый на монгольский манер (малолетних детей монгольские семьи часто принимали в свои юрты, дабы воспитать их, как уроженцев степей, чтобы те, спустя десяток — другой лет влились в ряды многолюдной конницы востока), отправился со мной, под присмотром Каны, в землю Рязанскую, чтобы стать первым учеником в нашей обсерватории.

Отдохнув от дороги месяц, мы с Ярополком, зимой 1249 года отправились в Новгород, где набрали еще два десятка добровольцев. К концу 1250 года нас стало две сотни, а в 1251 цифра приближалась к четырем сотням человек и численность продолжала неуклонно расти, причём под свои знамена мы уже брали не только ведунов обоих полов, но и просто будущих воинов — дружинников Алого Ордена, которых обучали ратному делу.

В этом же году, к нашему растущему лагерю, который медленно превращался из заброшенной обсерватории в небольшой городок, присоединился еще один человек возраста младенческого.

И это был ты, мой дорогой сын Владимир, подаренный мне Каной в одну из ясных, майских ночей.

Но об этом, подробно, я расскажу чуть позже, ибо пришла пора осветить дела финансовые, наемные.

Чуть ниже, я расскажу историю о том, как же сформировалась первоначальная казна нашего Ордена, после чего серебро в наши закрома потекло рекой.

Вернемся же во времени чуть назад, к моменту нашего пути из Каракорума.

По дороге домой, еще в раздолье степей, произошла эта история, натолкнувшая меня на мысль как же обеспечить финансовую самостоятельность нового Ордена, ибо запасы серебра, накопленные Феофаном и Сергием за долгие годы своей жизни, во-первых не принадлежали лично мне, а во-вторых имели довольно скудный объем, по меркам предстоящих затрат.

О денежной поддержке со стороны Александра Ярославовича, как, впрочем и со стороны других князей, не могло быть и речи, так как все они и без того влачили малопосильный груз тяжелой дани и личных расходов на восстановление и содержание княжеств.

Однажды утром, на исходе лета, на переплетении дорог, впереди замаячило больше становище, при приближении оказавшееся военным лагерем одного знатного военачальника Орды, состоявшего в должности тысяцкого. Войдя через импровизированные ворота, состоящие из двух телег, поставленных бок о бок, и воспользовались золотой пайцзой Цырена, мы получили необходимый провиант и ночлег в гостевой юрте самого тысяцкого, по имени Баир.

От него в разговоре я узнал цель его столь долгого простоя на перекрестке. Дело в том, что ни смотря на короткую дорогу, на Русь, идущую прямиком на Север, подавляющее большинство караванов предпочитало объездной, Северо — Восточный путь, что удлиняло общую протяженность расстояния до границы с русскими княжествами на двести километров, вместо каких-то пятидесяти по дороге прямой.

По словам Баира, виной такому странному поведению караванщиков, стали слухи о странных, неуловимых и очень сильных людях, нападающих из засады, в образе волков и вырезающих полнокровные отряды воинов, прикрывающих телеги с товарами.

— Так что они за люди? — спросил я тысяцкого, пережевывая ножку крупной куропатки, предложенной на ужин в его юрте, — неужто они столь сильны, что даже твои бесстрашные воины — багатуры, не в силах изловить их, дабы повесить на ближайших воротах?

— Ты прав, дорогой гость! Мои воины воистину отважны и не раз подтверждали делом столь лестное мнение о них! Штурмовать стены? Пожалуйста. Громить врага в открытом поле? Без проблем! Они прошли через горнило многочисленных сражений, и не боятся армий живых людей. Но с темными силами совладать увы, не в силах, — горестно ответил мне старый, одноглазый и абсолютно лысый монгол, который, по слухам, царящим в лагере, совсем недавно получил суровый нагоняй от вышестоящих ханов за его нерасторопность и непотребства, творящиеся у него под носом.

— Так почему, уважаемый человек, ты считаешь, что именно тёмные силы пришли в этот район, и перекрывают дальнейший путь?

— Дело в том, — продолжил знатный монгол, положив прямо на ковер свой кусок дикой птицы (у военачальника совершенно не было аппетита из-за обилия нервов), — что даже если сотня нукеров отправляется в злополучные места, как попадая в непроглядный туман, в первую же ночь бежит обратно, трясясь от ужаса! В ночи им мерещиться всякое…

— Что же? Не томи, Баир…

— Будто бы из полога тумана, вокруг костров начинают носиться тени не то людей, с волчьими головами, не то волков, при человеческих телах. И ладно бы они просто ходили вокруг да около, порождая байки и домыслы. По утру, любой отряд, посланный на поимку, не досчитывался одного — двух бойцов. Даже опытный шаман, присланный из Каракорума мне в подмогу, отправившись один на разведку, попросту исчез в проклятой долине, не избавив от напасти.

— Чудеса… — я неглубоко вздохнул, чувствуя предельную сытость, и отпил прямо из горлышка слабого, кислого вина из крутобокого кувшина.

Неожиданно я понял, как дальше должен действовать, чтобы начать зарабатывать серебро:

— Слушай, Баир! — я начал тут же притворять план в жизнь, ибо слова и мысли не должны разниться с делом, — а что будет, если кто-то решит твою проблему? Ты человек богатый, знатный. На какую плату он может рассчитывать?