Кассандра Клэр - Призраки Сумеречного базара. Книга первая [litres]

Незадолго до полуночи в окно Анниной спальни постучали. Мэтью Фэйрчайлд танцевал вдоль карниза. Анна распахнула ставни.

– Ого! – одобрительно выразился гость. – Это все Кристофера?

Анна оделась целиком в вещи брата. Швейные навыки очень ей пригодились.

– Скрываем личность, – кратко объяснила она.

Мэтью расхохотался, беззаботно вертясь на подоконнике. Он явно пил – рефлексы были замедлены; еще немного, и он благополучно кувыркнулся бы за окно, на землю.

– На тебе все это сидит куда лучше, чем на нем, однако… нам нужно что-то получше. Вот, возьми.

Он размотал аскот с шеи и протянул ей.

– Я настаиваю, – твердо сказал он. – Разве можно вести даму гулять в скверной мужской одежде?

Анна медленно выдохнула и улыбнулась, повязывая галстук. Они выпрыгнули из окна и бесшумно приземлились во дворе перед домом.

– Куда мы идем? – поинтересовалась Анна.

– В один гнусный уголок Сохо, – с улыбкой ответствовал Мэтью.

– Сохо! – восхитилась она. – Как ты узнал про это место?

– Да так, гулял.

– Ты много гуляешь.

– Моя душа полна околичностей – и любит окольные пути.

Мэтью оказался куда более пьян, чем на первый взгляд. Он качался на каблуках и время от времени делал пируэт вокруг фонарного столба. В последние недели он частенько бывал в таком состоянии – Мэтью вообще любил плясать на краю, его это веселило и придавало жизни легкость. Где-то в глубине души Анна забеспокоилась. Но, в конце концов, это был Мэтью, а он – птица вольная и в неволе не поет. Возможно, это просто летняя ночь оказалась… чересчур одухотворенной.

Дом, куда он ее вел, прятался в глубине Сохо, на задах Брюер-стрит. Выкрашен он был черной краской, а дверь – зеленой.

– Тебе тут понравится, – пообещал Мэтью, ухмыляясь.

Им отворил высокий бледный мужчина в каштановом сюртуке.

– Фэйрчайлд, – сказал он, окинув Мэтью взглядом, – и…

– И его хороший друг, – ответил тот.

Анна всей собой ощущала проницательный взгляд вампира. Он рассматривал ее довольно долго и, казалось, был заинтригован – и ею, и Мэтью – но выражение его лица осталось совершенно непроницаемым.

Наконец страж отступил в сторону и освободил проход.

– Видишь? – прошептал довольный Мэтью. – Никто не в силах противиться нашему обаянию.

В холле было совершенно темно – окно над дверью закрывала бархатная штора. Единственным источником света были свечи. Декор дома Анна горячо одобрила: плотные зеленые обои в золотом узоре, бархатные драпри и мебель. Пахло сигарами и странными маленькими розовыми сигаретами, а еще джином. Комната была запружена жителями Нижнего Мира и простецами – все очень изысканно одеты.

Анна заметила, что многие рассматривали ее мужскую одежду и одобрительно кивали. Джентльмены явно получали удовольствие от этого зрелища, леди любовались… или смотрели с неподдельным интересом. Некоторые открыто пожирали Анну глазами, их взгляды скользили по округлостям ее фигуры, скрытым и одновременно подчеркнутым хорошо подогнанным костюмом. Словно бы сбросив женское платье, она вместе с ним сбросила и ожидаемую от нее обществом женскую скромность и теперь могла насладиться тем, что ею восхищаются, ее желают. Душа Анны воспарила, окрыленная невиданной раньше уверенностью в себе: Анна ощущала себя изумительным, прекрасным созданием – ни джентльменом, ни леди. Джентльледи , подумала она и подмигнула единственному, кого здесь узнала: верфольфу Вулси Скотту, главе « Praetor Lupus ». На нем был бутылочно-зеленый смокинг; он сидел, окруженный толпой завороженных простецов и дымил кальяном.

– …конечно, – говорил он, – им пришлось нелегко – шутка ли, втиснуть мою ванну в один из этих их древодомов, но я едва ли согласился бы бросить ее. Ванну нужно всегда брать с собой.

– Вон там некто… Как-бишь-его Йейтс, – сказал Мэтью, показывая на высокого мужчину в очках. – Последний раз, когда я здесь был, он читал свое новое произведение.

– И это было восхитительно, – сообщил голос.

Неподалеку от них сидела женщина – чародейка с совершенно поразительной внешностью. Ее чешуйчатая змеиная кожа была серебряной и почти опалесцировала. Длинные зеленые волосы падали на плечи, в них мерцала тончайшая золотая сетка. Алое платье облегало тело. Она изящно кивнула Мэтью и Анне.

– Все ли лондонские Сумеречные охотники так красивы как вы? – у нее был немецкий акцент.

– Нет, – бесхитростно ответила Анна.

– Определенно нет, – поддакнул Мэтью.

Чародейка улыбнулась.

– Ваши лондонские Охотники интереснее наших, – сказала она. – Наши слишком уж нудные. Ваши – красивы и забавны.

Кто-то что-то проворчал в ответ на это, но остальные слушатели одобрительно расхохотались.

– Садитесь и присоединяйтесь к нам, – сказала женщина. – Я – Леопольда Штайн.

Вокруг нее толклись в основном раболепствующие простецы – как и вокруг Вулси Скотта. На одном была черная мантия, испещренная символами, которых Анна не узнала. Они с Мэтью опустились на ковер – на кучу подушек с кистями, служившую диваном. На сидящей рядом леди был золотой тюрбан из шарфа, заколотого сапфиром.

– Вы двое – из Избранных? – спросила она у новоприбывших.

– Разумеется, – ответил Мэтью.

– А. Я так и решила – по тому, как Леопольда на вас отреагировала. Она великолепна, не правда ли? Она из Вены и знает абсолютно всех: Фрейда, Малера, Климта, Шиле…

– Изумительно, – прокомментировал Мэтью.

Он, возможно, и правда думал, что это изумительно – Мэтью вообще обожал искусство и артистов.

– Она приехала нам помогать, – продолжала леди. – У нас здесь столько проблем. В Лондоне ведь даже не признали Кроули! Ему пришлось ехать в парижский храм Ахатор, чтобы получить степень Младшего адепта, – уверена, вы об этом слышали.

– В тот же миг, как это случилось, – соврал Мэтью.

Анна прикусила губу и опустила глаза, чтобы не засмеяться. Простецы имеют самые фантастические представления о том, как работает магия, – это всегда так забавно! Леопольда тем временем милостиво улыбалась слушателям, словно они были дети – милые, но слегка тупые.

– Я была Адептом храма Исиды-Урании, – продолжала она, – и, могу вас заверить, была непреклонна в том…

Ее речь была прервана неким джентльменом, который встал в середине комнаты и поднял бокал с чем-то зеленым.

– Друзья мои! – провозгласил он. – Я требую, чтобы мы все вспомянули Оскара. Поднимите ваши бокалы!

Поднялся ропот согласия, а вместе с ним и бокалы. Оратор принялся декламировать «Балладу Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда. Анну до глубины души поразила одна из строф: