Кристен Сиккарелли - Боги света и тьмы [litres]

Внизу, перед стеной, выстроилось с полдюжины солдат, преграждая путь к воротам. Аша замедлила шаг.

– Нет необходимости выходить, Искари, – сказал один из них, видимо, старший. – Командующий уже послал за ним охотников.

Пальцы Аши сжали рукоятку топора. Что случится, если люди Джарека убьют зверя?

Аша вспомнила свою парализованную руку – наказание за то, что она не выполнила условие первого дара Седого Ольна. Ей нужно остановить звероловов.

– Открыть ворота.

Через прорези в своих железных шлемах солдаты обменялись взглядами.

– У нас приказ не открывать их, Искари.

Аша нахмурилась.

– Чей приказ?

Точно не отца.

– Командующего.

Аша провела пальцем по острию топора, исподлобья глядя на старшего.

– Кому вы служите? Джареку или королю? Или вам не известно, что отец только мне поручил выследить и убить всех драконов, – она кивнула в небо, – включая этого.

Он не ответил. Но это было и не нужно. Их молчание красноречиво говорило: да, они подчиняются приказам короля, правда, до тех пор, пока те не идут вразрез с приказами их командующего.

Ашу начала бить дрожь.

– Открывайте ворота.

Тень в небе мелькнула и исчезла из виду: дракон полетел в горы, где его ждали охотники.

– Открывайте!

Никто не шевельнулся.

– Аша, – прорычал знакомый голос за ее спиной.

Она резко обернулась. Стремительно, словно шторм, на нее налетел Джарек.

– Скажи им, пусть откроют, – зло бросила она, уставив на ворота топор.

Джарек вплотную подошел к ней и посмотрел в упор. Она скользнула взглядом по гербу на его груди – две скрещенные сабли – и снова подняла глаза, выдержав недобрый взгляд. Вот поэтому люди замирали в благоговейном трепете перед командующим: он вообще не боялся Искари.

– Скажи мне, где он, – глухо проговорил Джарек, – и я подумаю об этом.

Невольник.

Почему всем вокруг он кажется такой важной птицей?

Она вспомнила прикосновения его мозолистых пальцев, когда при свете свечи он накладывал швы на ее раны. Вспомнила его колено, так близко от своего, когда она рассказывала ему о своих ночных кошмарах.

Аша отогнала эти мысли прочь и взглянула на Джарека.

– Разве это не твоя обязанность – разыскивать и ловить преступников? Может, если ты перестанешь лезть в мои дела, то будешь лучше справляться со своими?

Он сверкнул на нее глазами.

– Пятеро охотников уже отправились за драконом. Кто-нибудь из них все равно его убьет.

– Мы оба знаем, что я могу сделать то же самое гораздо раньше остальных, – прорычала она. – Я – Искари.

Он схватил ее за руку и до боли сжал, показав тем самым, как легко он может справиться с юной девочкой, пусть даже та называет себя именем беспощадной богини. Так он будет поступать постоянно, когда они поженятся. Остановить его будет некому.

Она не могла допустить, чтобы это случилось. Джарек завис над ней.

– Моя обязанность – уберечь тебя от опасности, Искари.

Взгляд Аши полыхнул огнем. Гнев заволок все перед глазами красной пеленой. Он что, не понимает?

– Опасность – это я! – рявкнула она.

Джарек кивнул стоящему рядом солдату.

Тот вытащил из кармана связку ключей. Взбешенная Аша смотрела, как он нырнул в какую-то дверцу в крепостной стене. Она знала, что такие проходы ведут в небольшие комнатки, куда отправляли подозрительных путников, пытавшихся покинуть город.

Когда солдат снова появился в дверях комнаты, он вел за собой кузину Аши. Мятый капюшон ее накидки сбился на плечах, левый глаз заплыл фиолетовым синяком, на нижней губе запеклась кровь, подол был заляпан бурыми пятнами. Она держалась за бок, и боль явно была нешуточной.

Вид избитой Сафиры пронзил Ашу словно нож сердце. Вот что происходит, когда отказываешься отдавать Джареку то, что он требует. С драконом, что кружит за стенами города, придется повременить.

Аша привела кузину к Даксу. Он молча слушал ее рассказ, и, по мере того как Сафира говорила, глаза его темнели, лоб хмурился. Рои с ним не было. «Хорошо», – подумала Аша. Она надеялась, что брат все-таки придет в себя и оградит короля от общения с врагами.

Дакс пообещал присмотреть за Сафирой, а Аша тем временем дожидалась заката в своей комнате и заодно точила топор. Под покровом темноты проще не попасться на глаза солдатам Джарека. Когда золотой диск скрылся за отрогами гор, она вылезла в окно, забросила на крышу свой шлем и проворно забралась туда сама.

По крышам она добежала до опустевшего с наступлением темноты дворцового сада. Цветущие деревья источали густой, сладкий аромат, в кронах мелькали тени летучих мышей. Она добралась до самой дальней стены дворцовых построек и спрыгнула на улицу.

Аша кралась по узким улочкам, держась подальше от открытых всю ночь таверн с зазывалами и распевающими песни гуляками. Солдаты редко заглядывали в этот лабиринт темных переулков, но Аша знала самые глухие места Фиргаарда как свои пять пальцев. Вскоре она уже входила в храм. Зажав шлем в руке, она добралась до двери с цветком и негромко постучала.

Дверь открылась почти мгновенно, как будто за ней ждали.

– Искари?

Слуга Джарека пропустил ее внутрь.

– Ты в порядке?

Она прошла мимо в глубь комнаты и огляделась. На кушетке лежали ее серпы-убийцы. Она направилась к оружию, представляя, как пронесет голову Кодзу по улицам Фиргаарда и на мощеную мостовую будет капать его кровь. Следом она представила лицо Джарека, когда он поймет, что у него забрали то, чего он желал больше всего на свете.

– Что случилось?

Перед глазами Аши встало лицо Сафиры в крови и синяках.

– Хотела бы я знать, как заставить его испытывать страх, – пробормотала она.

В комнате повисла неловкая тишина. Аша покосилась на невольника – он не сводил с нее глаз. Он видел ее насквозь. Каким-то неуловимым чутьем он слышал даже то, что она не произносила.

Она оглянулась на полки с пергаментными свитками. В голове пронеслась смутная мысль, отголосок какого-то воспоминания: брат, сидящий на полу в этой комнате со свитком на коленях, неразборчивый детский почерк, ошибки в словах.

Аша схватила первый попавшийся пергамент и развернула его. Светлая хрустящая поверхность, испещренная неровными буквами. Написано недавно. Она вспомнила их давнишние с Даксом уроки, как вздыхали и закатывали глаза учителя, когда он никак не мог научиться читать.

Она вспомнила, что они бормотали себе под нос, когда думали, что брат их не слышит: все бесполезно, никчемный, глуп как пробка. Все считали, что Дакс никогда не научится писать. «А если он научился? – подумала Аша. – И никто этого не заметил».

Следом она вспомнила его дрожащие руки, похудевшие щеки, потускневшие глаза. Память побежала дальше. Так же стала выглядеть мать, когда начала прогонять кошмары Аши древними напевами.