Евгений Шалашов - Призраки Черного леса [litres]

– Топором не размахивай. Будешь махать от всей дури – мерину уши отрубишь.

– Да я это… – засмущался старик, пряча топор за пояс и принимая трясущимися руками посудину с водой.

«А ведь мое упущение! – посетовал я. – Не проверил, как старый хрыч топор повезет. Надо было проследить, чтобы чехол сшил!»

Вздохнув, как бывалый солдат при виде бестолкового новобранца, принял обратно баклагу. Забавно, но за все время пребывания в Силингии сам ни разу не пользовался флягой, зато не раз давал ее другим.

– И чего ты на цыгана накинулся? – поинтересовался я, когда Томас немного успокоился.

– Вспомнил я, – обреченно махнул рукой старый конюх. – Гадалку старую вспомнил. А только сейчас дошло, что не баба это была старая, а он сам, собственной персоной. Платок напялил, бабье платье надел, гадалкой прикинулся. Как же я его сразу-то не узнал?

– Э, гаджо, чего ты ерунду мелешь, какое платье?! – выкрикнул Зарко, подскочивший к нам откуда-то сбоку, пристраиваясь так, чтобы я закрывал его от старика.

Но оправдывался цыган неубедительно, со смешком и гримасками. И захочешь поверить, да не поверишь.

Пожалуй, не нужно иметь великого ума, чтобы сложить один и один. С таким действием даже я справлюсь.

– Не иначе, встретил наш Томас гадалку, а та ему хахаля в постели Курдулы напророчила, – предположил я.

– Вот-вот, – подтвердил конюх. – Прямо в усадьбу пришла, зараза такая. Говорит – позолоти ручку, красивый, тебе правду скажу! Ну, дал я ей полукрейцер, а она говорит – мол, сегодня ночью, красивый мой, как петух пропоет, беспокойся. Мол, попользуются твоей главной ценностью! Так я, как дурак, всю ночь с топором вокруг дома ходил, хахаля караулил. А наутро лучшей кобылы нет! Узнал я его. Не цыганка это была, а конокрад переодетый. Вон он, зубы скалит! А сам, подлец, в бабьем платье ходил!

– Эх, старик, так в чем тут моя вина? – хохотнул цыган. – Драбовкиня правду сказала – бойся за свою главную ценность. Она же не сказала, какую ценность? Сам должен решать, что дороже. Да и не в платье я был, а в шали. Не наденет рома бабью одежду.

Видя, что Томас снова начинает закипать, я решил вмешаться:

– Кобылу белую ты обратно не вернешь. Померла она давным-давно, даже костей не сыщешь. Зато узнал, что Курдулу оговорили, а это дорогого стоит. Сколько лет-то прошло с тех пор?

Томас не ответил, только сурово запыхтел в бороду, как рассерженный ежик, и я перевел взгляд на Зарко.

– Да разве я все упомню? – усмехнулся цыган. – Может, сорок, может, и все пятьдесят. Кобыл с жеребцами помню. Разбуди ночью – скажу, как воровал, кому продал! А время – зачем мне его считать? Цыгане свои годы не считают.

– Пятьдесят с лишним лет минуло, – неожиданно сказал Томас. – Даже точнее скажу – пятьдесят два. Мы с Кур дул ой три года уж как женаты были.

– Получается, пятьдесят пять лет? – восхищенно проговорил я. – Это какая годовщина? Пятьдесят лет со дня свадьбы – золотая, а пятьдесят пять?

– Через пару месяцев будет, – буркнул смущенный Томас. – Фрейлейн Кэйтрин вычитала, что пятьдесят пять – изумрудная свадьба. Муж на свадьбу должен жене кольцо с изумрудами подарить. Мы тогда смеялись – у нас с Курдулой и обручальные-то кольца были из меди, в кузнице кованные, где уж нам изумрудные-то носить? Но фрейлейн пообещала, что, как только станет богатой, подарит нам каждому по кольцу.

– Ну, если Кэйтрин пообещала, то подарит, – кивнул я и вспомнил, что надо мной так и висит неисполненная обязанность – кольцо-то я не купил!

– Изумруд-то небось дорого стоит, – вздохнул старик.

– Еще бы, – хмыкнул цыган. – Чтобы кольцо с изумрудом купить, нужно коня продать, а то и не одного!

– Как это – коня продать? – испугался Томас. – Нет уж, тогда и кольца не надо. Прожили столько лет без изумрудов, так и еще сколько-нибудь проживем. В могилу с собой не возьмешь, а оставить некому.

– Зарко, не пугай старика, – пристрожил я цыгана. – А ты, Томас, его не слушай. За твоего Кургузого можно десять колец купить, а то и двадцать.

– А за гнедого? – хитренько поинтересовался цыган, но, узрев, как мы с Гневко одновременно повернули к нему голову, отскочил от нас на два корпуса.

Зря, между прочим. Никто бы его не стал обижать. Ну, если немножко… Гневко и так знает, что я его никому не продам, а уж мне-то такое и в голову бы не пришло. Не нашли еще столько изумрудов.

– Томас, ты не переживай, – сказал я. – В крайнем-то случае мы самого Зарко кому-нибудь продадим.

– Да кому он нужен? – сказал старик в сердцах. – Жилистый, старый. Если только на холодец кто возьмет. И шкуру с него содрать да перед ратушей выставить, чтобы другим конокрадам неповадно было.

– Шкуру лучше на барабан продать, – не обиделся цыган. – Шкура хорошая, ветрами да дождями дубленная. Сносу такому барабану не будет! А звук какой будет – вай мэ!

– И кто услышит – коней воровать пойдут, – заключил я под общий смех.

– Не сердись, Томас, – почти дружески сказал цыган. – Что было – то быльем поросло. Хочешь, вину свою искуплю? Как только домой вернемся, украду для тебя белую кобылу – точь-в-точь такую же, что свел у тебя, да прямо в конюшню тебе пригоню. Хочешь?

– Мне ворованного не надо! – гордо заявил конюх. – Мне хозяйских коней поручают!

– Так то, гаджо, хозяйские кони, а у тебя будет своя кобыла. Неужто свою собственную кобылу не хочешь?

Зарко ворковал, как змей-искуситель, соблазнивший нашу прародительницу. И вроде бы у него начало получаться, потому что Томас приобрел оч-чень задумчивый вид. А цыган, правильно оценив многозначное молчание старика, продолжал изливать ядовитый мед в его уши:

– Будет своя кобыла, будешь за ней ухаживать. Не за чужой, за своей! Своя кобыла будет, думай, старик!

– Так ведь хозяин не разрешит мне краденую кобылу в конюшню ставить, – робко, но с надеждой сказал Томас. – Верно, господин Артаке?

Эх, не зря говорят, что цыгане умеют в чужую душу влезть, не снимая сапог! Умеют находить потаенные мечты и желания, играть на них, как хороший музыкант на струнах! Зарко так быстро раскрыл мечту старика, что мне стало слегка досадно. Я с Томасом второй месяц знаком, но почему-то не догадался. Но все равно – нельзя потакать.

– Не разрешу, – строго сказал я. – Если в моей конюшне появится краденая кобыла – я ее вместе с конюхом выставлю!

– Го-и-гго! – подал голос Гневко. Мол, посмотреть надо, что за кобыла. Может, не стоит так сразу-то выставлять?

– Выставлю! – повторил я, непонятно для кого – то ли для конюха, то ли для любвеобильного жеребца. Посмотрев на сникшие морды, усмехнулся: – Ну, если кобыла хорошая, деньгами хозяину возмещу.

– Так, баро Артаке, если ты деньги вернешь, это будет не Томаса кобыла, а твоя, – хитренько улыбнулся цыган.