Гай Орловский - Ангел с черным мечом [litres]

– Но Гамалиэль уже не Гамалиэль… Как заставить его вернуться в свое истинное воплощение?

Азазель взглянул на него исподлобья:

– Может, еще вина?.. Пару бокалов, и додумаешься.

Михаил сказал с укором:

– Я не настолько потомок Ноя, чтобы уповать на вино как решение проблем. А ты что зря морщишь лоб?

– Есть один вариант, – признался Азазель, – но вдруг у тебя попроще?

– Вещи из схрона под Содомом?

Азазель кивнул:

– Думал, найдешь путь покороче. То вообще слабая зацепка.

Обизат пискнула:

– А что за вещи из схрона?

Азазель отмахнулся:

– Дралась, чтобы нас туда не допустить, но не знаешь, за что дралась так отважно и отчаянно? Прекрасный солдат, как и Мишка. Дай твой лоб потрогаю, какой у него красивый такой медный отблеск… Твой повелитель зовет схроном величайший тайник, где были сокровища, упрятанные туда Князьями Ада. Но, как уже знаешь, их добыли мы… гм… в той веселой экспедиции.

Обизат ответила с достоинством:

– Я должна была служить Кезиму. Что бы тот ни делал!

– Мне бы кто так служил, – сказал Азазель со вздохом. – И на хрена мне эта демократия?..

– В тех вещах великая сила, – проговорил Михаил с великим уважением, – просто неимоверная… сила, мудрость, знания…

Обизат переводила взгляд с одного на другого, Азазель с самым хмурым видом пожал плечами.

– Да, конечно, но с какой стороны резали ветки?.. Власть Тьмы исходит из левого ствола, особенно из Гебура, ефиры божественного гнева, но как определить нам?

Михаил пробормотал:

– А что, если…

– Если промахнешься? – досказал Азазель. – Вспомни Гамалиэля, вот тебе и ответ.

– Понял, – ответил Михаил упавшим голосом. – Никто не может противостоять такому соблазну?

Азазель кивнул:

– Пока таких не знаю.

Михаил помолчал, потом Обизат услышала, как он прошептал едва слышно потерянным голосом:

– Но мы должны…

Азазель после долгого молчания сказал с тоской:

– Вот-вот. Долг – это как первородный грех, он с нами со дня рождения. Долг перед родителями, долг перед племенем, супружеский долг, долг перед Творцом… Когда-нибудь выплатим?

– Только Господь знает, – ответил Михаил.

Азазель пожал плечами.

– Разве?

Михаил ощетинился:

– Ты, дерзкий, подвергаешь сомнению всеведение Господа?

– Конечно, – ответил Азазель очень серьезно, – Он всесведущ во всем, кроме человека. Для него Он сделал исключение.

– Что? – спросил Михаил, не поверив своим ушам. – Как это?

– Он дал ему полную свободу воли, – напомнил Азазель тем же очень серьезным голосом. – Тем самым проявил величайшее доверие… на мой взгляд, чересчур рискованное, а на взгляд Люцифера, так и вовсе неоправданное. Из-за чего все и началось… Или ты даже это не знал? Здорово, знать не знал, а с Сатаном задрался.

Михаил покосился на Обизат, пока еще не поняла, но Азазель ходит по грани, сказал сердито:

– Люцифер дерзил и смел доказывать, что Господь не прав!.. И вообще, что-то я еще ни разу не слышал, чтобы ты называл Творца Господом. Или Богом.

– А как я называю? – полюбопытствовал Азазель.

– Да как угодно, – ответил Михаил сердито. – Создателем, Творцом, Всевышним, Всеблагим, Всевидящим… Почему избегаешь назвать Господом?..

– А ты не понял? – спросил Азазель с иронией. – Я из мятежных ангелов, забыл?.. Назвать Господом – это признать себя подчиненным или даже рабом! Не так ли? А у нас нет господина.

Михаил пожал плечами.

– Многие люди так и называют себя. Даже рабами Божьими.

– Как видишь, – ответил Азазель, – люди тоже разные. Одни считают себя рабами, даже с гордостью, для них престижно быть рабами властелина помогучее, другие не соглашаются быть рабами даже Создателя.

Михаил поглядывал на него исподлобья.

– Догадываюсь, от кого у людей эта дерзость.

Азазель ухмыльнулся:

– По моему призыву к людям спустились двести ангелов! Так что не льсти, приписывая все деяния мне одному. Хотя, конечно, своих великих и таких артистичных заслуг не отрицаю. Я всегда был креативным.

– Заслуг, – проворчал Михаил. – Когда это бунтарство стало заслугой?

– Без бунтарства нет прогресса, – ответил Азазель самым серьезнейшим тоном, – хотя, конечно, есть, но с бунтарством он ускоряется. Ты верный солдат, тебе не понять сладости бунта и свободы. И вообще… теперь даже Создатель не знает, что задумает человек и в какую сторону повернет. Потому у Люцифера есть все возможности сбить человека с его пути, доказать Творцу, что тот был не прав.

Михаил спросил остро:

– А ты, значит, за человека?

Азазель покачал головой:

– Я за честную борьбу. Люцифер прибегает к запрещенным приемам. Одно дело, если человек по своей глупости делает ошибки, другое – с подачи Люцифера. Я не столько против Люцифера, сколько выравниваю ситуацию. И да, потому я на стороне человека.

Обизат взмолилась жалобным голосом:

– Я ничего не поняла, но что с вами?.. Я не хочу, чтобы вы поссорились, а мужчины если ссорятся, то ссорятся!..

Михаил взглянул в ее отчаянные глаза, испуганно расширенные, с трудом перевел дыхание.

– Да, что-то мы слишком… Извини, Азазель. Я иногда сужу слишком быстро.

– Ты извини, – ответил Азазель, – это я от тебя требую слишком… хотя нужно в наши дела постепенно. Ты же человек, а в таких делах даже Обизат знает больше.

Обизат возразила:

– Нет, мой господин и повелитель знает больше!

– Чего вдруг? – буркнул Азазель.

– Потому что он мой господин и властелин, – сообщила Обизат, полная достоинства. – Он все знает и умеет больше меня. Потому я ему служу верно и преданно, а еще буду носить от него дитя в своем лоно. Или лоне?

– В череве, – подсказал Азазель ехидно.

– В чреве, – поправил Бианакит непривычно мягко. – Не слушай их, Обизат. Один не знает, другому дай повод поиздеваться…

Азазель проговорил со вздохом:

– Лояльность… как это здорово. А кто бы побыл хоть часок настолько верным мне?.. Ну вот, сразу морды какие… Может быть, по бокалу вина на ночь?

Обизат смолчала, поглядывая на мужчин, это им решать, пить еще или не пить.

Михаил покачал головой:

– Не стоит. Вообще Ной зря взял с собой виноградную лозу, хотя, конечно, сам по себе виноград просто чудо что за кустарник…

– Ной еще и травку кое-какую прихватил, – заметил Азазель, – но ты прав, нужно видеть в человеке только лучшее, тогда он и станет лучше. По крайней мере, так утверждали посрамленные большевиками утописты-просветители. Хорошо, давайте прервемся на ночь и крепкий сон, а утром проснемся, как четверо менделеевых, с разными решениями.

Обизат поднялась, очаровательно улыбнулась обоим.

– Я только приму душ, можно? Я видела в кино, женщины всегда идут туда перед сном.