Николас Имс - Короли Жути

– А что такого? Или ты не ожидал, что я соглашусь?

– Да не в этом дело, – сказал Клэй. – Просто я думал, что…

– Что я самую малость рассвирепею? – продолжил за него Ганелон. – Из-за того, что друзья не пришли на помощь, когда меня заграбастали гвардейцы султаны? Из-за того, что меня превратили в камень, отправили в Каменоломню, а потом продали горгоне, которая жаждет увидеть, как меня убьют на арене?

– Ага, – сказал Клэй, отхлебнув пива.

Ганелон поморщился и пожал плечами:

– А я вот не рассвирепел. И на вас не в обиде. Ну, не очень. По-моему, все вышло по справедливости. Кто заслужил, того и убили, а за двадцать лет ничего особенного не случилось, так что я ни фига не пропустил.

– Я бы не сказал, что…

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, Пузочес, – оборвал его Ганелон. – Жены. Дети. Налаженная жизнь. Это все не для меня. – Он отхлебнул пива, вытер пену с губ. – Так что вот он я. Вот они мы. Гэбриелеву дочку надо спасать. Этим мы и займемся. И хорошо бы встретиться с Листопадом. По-моему, самое время снова надрать ему задницу.

Что ж, раз так, значит так. Никакой горечи. Никакой враждебности. Ганелон считал, что все идет своим чередом. Южанина нельзя было назвать простым человеком, но его рассудительность и практичность поражали даже Клэя, который и сам на них чуть ли не молился.

Закончив выяснять отношения с Клэем, Ганелон обратился к типу за соседним столом:

– В чем дело?

Клэй взглянул в ту сторону и увидел того самого беловолосого юнца, который утром сидел на пороге ковчега, застрявшего у городских ворот.

– Да ни в чем. Пытаюсь сообразить, какого хрена из-за вас подняли такой шум.

Гэбриель привалился к стене в углу кабинки, Ганелон молча разглядывал парня, поэтому Клэй решил ответить сам:

– Мы обычная банда.

– Обычная банда? – презрительно фыркнул юнец.

Его спутники – два развязных молодчика и баба с усыпанной бриллиантами повязкой на глазу – издевательски захохотали.

– И какого хрена вы завтра выступаете в «Макситоне» вместо нас?

– А вы кто такие? – спросил Ганелон.

Беловолосый ошеломленно уставился на него:

– А то ты не знаешь?!

Ганелон помотал головой.

– Мы – «Орущие орлы». Самая знаменитая банда к востоку от Жути, – пояснил юнец.

– То есть повсюду, – добавил один из его приятелей.

– Я понял, – сказал Клэй.

Тощий лидер знаменитой банды подался вперед:

– Да вы что, из подземелья такие темные вылезли?

– Типа того, – без улыбки ответил Ганелон.

– Это мы должны были завтра выступать в «Макситоне», – пробасила баба с повязкой на глазу, и лишь тогда Клэй сообразил, что никакая это не баба. – Мы из самой Набатной цитадели сюда приперлись, и что теперь делать? Яйца отсиживать, пока вшивое старичье будет заливать нашу арену своей тухлой кровью?

– Не кипятись, Парис, – сказал ему приятель. – Говорят, эти мудаки сто лет назад убили спящего дракона. Не, ты зацени.

Они ехидно захихикали.

Клэй покосился на Ганелона, но воин все еще держал пивную кружку на весу – хороший признак. «Вот как поставит на стол – тогда держись», – решил Клэй и примирительно улыбнулся, не желая усугублять положение дел.

– Ну, вы не расстраивайтесь попусту. Динантра обещала подсунуть нам какую-то редкую гадость.

Беловолосый скрестил татуированные руки и со скучающим видом заметил:

– И какую же редкую гадость можно подсунуть замшелым героям? Увечных кобольдов или слепых циклопов? А может, вас просто надо выпустить на арену и делать ставки, кто первым окочурится от старости?

Раздался очередной взрыв смеха.

Улыбка постепенно сползала с лица Клэя. Он прикрыл рот краем кружки и буркнул:

– Все может быть.

– Как там вас называли? – не унимался беловолосый. – Короли Жути? И где только горгона вас откопала? Вы же давным-давно разбрелись кто куда.

– Говорят, кто-то из них помер, – сказал тот, что с повязкой на глазу.

– А один вообще пидорас, мальчиков ему подавай. Вон тот, наверное, блондинчик смазливый.

Клэй потер подбородок, будто стараясь удержать исчезающую улыбку.

– Ну, вы уж извините, что мы не дали вам выступить. Нет, правда, простите. «Клекочущие орлы»…

– «Орущие»! – рявкнул беловолосый.

– Кто орущий?

– Наша банда называется «Орущие орлы», а не «Клекочущие»…

– А почему? – с искренним недоумением спросил Клэй. – Орлы ведь не орут, а…

Юнец вскочил и завопил, размахивая мечом:

– Да я и без тебя знаю, какие звуки издают долбаные орлы!

Вопль привлек внимание окружающих. В наступившей тишине послышался негромкий, но зловещий стук – Ганелон опустил кружку на столешницу.

История о том, как «Дебош» сгорел дотла, воспета многими бардами. Тем не менее их всех – даже тех, кто лично присутствовал на пожаре, – огульно обвиняют в попытке обрести славу, чудовищно искажая правду и чрезмерно приукрашивая описываемые события. Наверняка известно лишь одно: разборка между «Орущими орлами» и воссоединенной «Сагой» каким-то образом переросла в настоящее побоище.

«Дом в огне», баллада Двухпалого Таниса, рассказывает, как городские стражники бросились разнимать дерущихся и проявили такие чудеса доблести, что один из посредников немедленно заключил с ними договор и они образовали банду под неприхотливым названием «Городская стража». «Пламя и перья», поэма знаменитого Джамидора, подробно описывает драку подушками, которая произошла вскоре после полуночи на лестничной площадке между пятым и шестым этажом.

Правда ли, что в пожаре повинен Матрик Черепобой, агрийский король-изгнанник? В песне «Вискарь и виверны» говорится, что выпитого им виски хватило бы, чтобы свалить с ног великана средних размеров, а потом король блеванул на зажженную свечу и ненароком поджег стол. Впрочем, другие источники утверждают, что «Дебош» загорелся из-за Аркандия Муга, волшебника и знаменитого алхимика, который вызвал ифрита, чтобы раз и навсегда удостовериться, как именно появляются на свет демоны: рождаются или вылупляются из яйца (безусловно, совершенно бессмысленная трата времени – ведь всем известно, что демоны вылупляются).

Как бы то ни было, пожар знаменовал окончание целой эпохи. «Дебош» решили не поднимать из руин, а на пепелище скромным свидетельством многолетних разнузданных бесчинств осталось неприметное надгробье, установленное на могиле единственной (как ни удивительно) жертвы пожара – человека по имени Пит.

Надпись на могильной плите гласит: «Мы все – короли, если жаждем лишь власти над собой».

По здравом размышлении стало ясно, что попойка в ночь перед смертельной схваткой на арене – несколько неосмотрительный поступок. В животе у Клэя бурлило, как в кипящем котле, голова раскалывалась от боли, в висках стучало, а доносившийся с трибун громовой рев тридцати тысяч зрителей был не самым лучшим средством от похмелья. Вдобавок, хотя «Макситон» и удерживали на месте четыре толстенные цепи, арена чуть колыхалась на воде, отчего возникало малоприятное ощущение качки в трюме огромного корабля.