Николас Имс - Короли Жути

Так и вышло, что Ганелону пришлось расплачиваться одному. По сути, его никто не предавал, потому что он убил и принца, и немало прочих «невинных» людей. Тем не менее Клэй чувствовал себя предателем, и с тех пор бремя вины окутывало его чугунным плащом. А сейчас они освобождают Ганелона лишь потому, что им потребовалась его помощь, и, вполне вероятно, для него это станет той самой соломинкой, которая сломала спину верблю…

«Вот оно как… – До Клэя наконец дошел скрытый смысл метафоры. – Теперь понятно».

Отчаянный замысел Гэбриеля принес плоды: вся банда снова собралась вместе.

И все было бы как в старые добрые времена, да только Муг умирал от неизлечимой болезни, Матрик совершенно потерял форму, Гэбриель – некогда гордый и бесстрашный лидер – ослабел, как новорожденный котенок, а Клэй больше всего хотел вернуться домой, обнять жену и рассказывать любимой дочурке о своих приключениях, по счастью оставшихся в далеком прошлом.

А вот Ганелон совершенно не изменился и был так же здоров, как двадцать лет назад, в тот самый день, когда маги султаны превратили его в камень.

Пока Муг рылся в своей бездонной суме в поисках зелья, способного снять чары, наложенные нармерийцами, Клэй пытался вообразить, что именно произойдет, когда Ганелона вернут к жизни. Все возможные варианты сводились к одному: Клэй и его приятели полягут бездыханными у ног прославленного воина. Ганелон, самый опытный боец «Саги», на убийство друзей наверняка пошел бы с той же легкостью, с какой орел убивает свое потомство.

Ганелон был зачат, появился на свет и вырос, окруженный насилием и жестокостью. К одиннадцати годам он осиротел, а в четырнадцать подался в наемники. Прежде чем присоединиться к «Саге», воин-южанин, несомненно, пережил больше приключений, чем все пятеро, вместе взятые, за десять лет в банде. Ганелон утверждал, что о его похождениях в молодости известно какому-то барду, но Клэй еще ни разу не слыхал ни от кого, кроме самого Ганелона, ни песен, ни сказаний о юных годах воина.

Жизненный путь Ганелона по большей части определило его происхождение. Его мать еще совсем девочкой продали в ксанский бордель; его отец был одним из каскарских гвардейцев султаны. Ганелон был зачат без любви, без взаимности и, как предполагал Клэй, не по обоюдному согласию, потому что нармерийская шлюха в ту же ночь прикончила спящего каскарского исполина.

От отца-северянина Ганелон унаследовал зеленые глаза, внушительный рост, крутой нрав и врожденную способность к кровопролитию, а от матери – ярость, силу духа и внутренний голос, время от времени служивший ему совестью.

– Вот, нашелся. – Муг бережно вытащил горшок с кактусом из пустой на вид сумы и передал ее Матрику. – Подержи.

Волшебник опустился на колени, поставил горшок на пол, с превеликой осторожностью отломил одну кактусовую колючку, зажал ее в зубах и, взяв у Матрика суму, накрыл ею кактус, как злобную кошку, которая вот-вот начнет царапаться. После этого он вынул колючку изо рта и вонзил в палец на ноге массивной статуи.

– Подождем минутку. – Он встал с колен и небрежно отбросил колючку.

Клэй задумался, что именно происходит, когда развеиваются чары окаменения. Начнет ли воин буйствовать, повинуясь порывам рассудка, еще не осознавшего высвобождения из камня? Из предосторожности Клэй отступил на шаг и согнул правую руку, готовясь при необходимости прикрыться Черным Сердцем.

Чтобы скрасить ожидание, Клэй разглядывал статую. Ганелон был чуть ниже Клэя ростом, не такой кряжистый, и плечи чуть поуже, но Клэй считал, что приятель выглядит гораздо внушительнее, чем он сам. Клэй Купер напоминал огромного медведя, умеющего и драться, и сладко спать зимой в уютной берлоге, а Ганелон был поджарым, будто волк, и лощеным, как ягуар. Казалось, природа создала его с единственной целью – нести смерть.

Клэй завороженно смотрел, как спадают чары. Тусклый камень превратился в черные косички волос с бусинами слоновой кости, в темно-коричневую, испещренную бледными шрамами кожу, под которой бугрились мышцы. Высокий лоб, широкий нос, черная щетина на щеках… Ганелон сморгнул пыль с ресниц и, быстро сообразив, что он не в одиночестве, устремил взгляд зеленых глаз на каждого из друзей по очереди. Ноздри его раздулись, и Клэй начал отсчитывать секунды до начала кровопролития – Ганелон наверняка умоется кровью бывших друзей.

Секунды все тянулись и тянулись. Наконец Ганелон кашлянул, повернулся к Гэбриелю и произнес сухим, как старый пергамент, голосом:

– Сколько?

– Девятнадцать лет, – ответил Гэбриель.

Воин закрыл глаза, ожесточенно скрипнул зубами, впервые за долгие годы набрал полную грудь воздуха и тяжело выдохнул. Потом он размял плечи и склонил голову набок – шейные позвонки хрустнули так громко, что Муг подскочил, будто испуганный кролик. Ганелон поглядел на волшебника, улыбнулся, медленно перевел взгляд на Матрика, потом на Гэбриеля и, наконец, на Клэя. Воцарилось молчание, утяжеленное клубами пыли.

– А видок у вас хреновый, – наконец сказал Ганелон.

«Дебош» слыл самым злачным местом Пятипрестолья. Вывеска над входом, изображавшая человека верхом на овце, гласила: «Приют Уайятта». Впрочем, неведомый Уайятт и его овца давным-давно покинули город. «Дебош» был постоялым двором, пивной, харчевней, борделем и игорным притоном одновременно. В этом семиэтажном балагане скупщики скупали краденое, шлюхи торговали собой, а пьянчуги и любители царапки всегда находили пристанище. Как ни странно, у Клэя заметно улучшилось настроение, едва лишь он переступил порог печально знаменитого вертепа.

В «Дебоше» почти ничего не изменилось: барная стойка, кабинки вдоль стен, посреди зала – столы для игры в карты и кости, у большого очага – сценический помост, на котором сейчас изгалялись четыре девицы (три играли на музыкальных инструментах, а четвертая завывала, как банши, сорвавшаяся с утеса). На покореженных половицах там и сям виднелись лужи пролитого пива и пятна засохшей крови; повсюду валялись осколки разбитых бутылок и обломки стульев – следы легендарных драк (в «Дебоше» они происходили каждый вечер); сотни посетителей, едва различимые в густом табачном дыму, громко переругивались и хохотали одновременно.

Клэй окинул взглядом ярусы зала: с галереи четвертого этажа Матрик однажды сбросил горящий тюфяк, с галереи третьего этажа упал сам Клэй, подравшись с каскарцем из-за того, что отказался переспать с его сестрой. Северяне – странные люди.

В общем, и теперь, двадцать лет спустя, «Дебош» оставался неизменным, и Клэю почудилось, что ему все это снится: вот-вот появится он сам, молодой и глупый, с деньгами в кармане, со стаканом вина в руке и с девицей в обнимку.