Николас Имс - Короли Жути

В аренах было нечто, внушающее смутную тревогу, но Клэй даже для себя не мог определить, что именно. Муг наверняка бы смог, и Матрик тоже, после пары стаканов вина (но не после трех). Работа наемников не была высоконравственным занятием, ведь, охотясь на чудовищ, приходилось выслеживать их логово и убивать всех подряд, даже детенышей. Если очень повезет, твари, которых надлежало убить, спали крепким сном, ели или пили. Да что там говорить, как-то раз сам Клэй одним ударом копья пронзил двух трахавшихся троллей. В общем, если бы его попросили объяснить разницу между убийством монстра на свободе и на арене, он бы, наверное, ответил, что на свободе оно честнее.

Не лучше, потому что убийство остается убийством. Но… да, честнее.

– Почти восемь веков я таился в Жути, – продолжал Листопад, – бок о бок с теми, кого ваша цивилизация называет чудовищами. После смерти отца я обрел безграничную свободу и отправился в Кастию, надеясь заступиться за тех, кто неизбывно страдал под гнетом Кастийской республики. А знаете, что сделал «благородный» сенат? Они обозвали меня чудовищем, заковали в цепи и отправили в подземелья «Горнила». Три года я был их пленником. Меня заставили сражаться на арене, заставили убивать по прихоти моих поработителей. А потом я нашел Ашатану.

«Что еще за Ашатана?»

Клэй попытался вспомнить, где слышал это имя, но Муг, премудрый Муг, его опередил:

– А, виверну.

Друин облизнул губы и продолжил, сощурив разномастные глаза, словно бы вглядываясь в память о том далеком дне:

– Ее заперли в такую тесную клетку, что бедняжка не могла расправить крылья. Вдобавок ее опоили сонным зельем и приковали к полу за шею. Долгие годы Ашатану заставляли производить на свет потомство, а затем отправляли детенышей на бойню. Я разделял ее гнев, ощущал его так же явно, как жар костра. Поэтому я освободил и ее, и всех остальных измученных созданий, томившихся в подземельях. А потом мы вместе залили «Горнило» кровью десяти тысяч кастийцев.

– Багровый песок… – передернувшись, сказал Матрик. – Я об этом слышал…

Клэй ничего такого не слышал, но вести (горестные, и не только, равно как и улучшенный водопровод, и престольные гонцы) обычно терялись по пути в Ковердейл. Даже странно, что о Жуткой орде Клэй узнал еще до появления Гэбриеля.

– Багровый песок положил начало всему, – сказал Листопад. Гнев его не утих, но почти ощутимо изменился – так раскаленный клинок на наковальне, остывая, становится смертельным оружием. – Когда падут стены Кастии, все будет гораздо хуже. Я устрою такое кровавое побоище, какого мир не видывал с тех пор, как…

Он обернулся, взглянул на изображение осажденного Каладара, и на миг Клэя посетила невероятная мысль: что, если этот друин, отверженный князь исчезнувшей Державы, некогда был свидетелем того, как его город и всю его цивилизацию поглотила чудовищная орда?

Клэй вспомнил, как на совете в Линдмуре Листопад сказал, что время – круг, а история – колесо.

«Вот оно и завертелось, – подумал Клэй. – Повертится-покрутится да и сотрет нас всех в порошок».

– Мне нет дела до Кастии, – соврал Гэбриель. – Я пришел за Ганелоном.

Листопад вопросительно приподнял длинные уши.

Муг обвел взглядом друина, Гэбриеля и Динантру:

– Ничего не понимаю. Он все еще узник?

Змееволосы Динантры с шипением устремились к волшебнику.

– Нет, не узник, – пояснила она. – Он – мое приобретение. Если я его отпущу, то стану врагом султаны. Вообще-то, я к этому была готова и раньше, но теперь, после недавних событий, это неизбежно. Однако по просьбе моего повелителя я внесла некоторые изменения в условия нашего договора.

Гэб подозрительно покосился на Листопада, а Клэй задал вопрос, мучивший их обоих:

– Ты знал, что мы сюда придем?

Друин сухо усмехнулся, но не ответил.

– Он упомянул, что видел вас в Линдмуре, – сказала Динантра, – и пожелал встретиться с вами лично. А поскольку я предполагала, что вы вернетесь за Ганелоном, то предложила герцогу остаться в Пятипрестолье еще на несколько дней.

– Очень предусмотрительно с твоей стороны, – буркнул Матрик.

Листопад беззаботно вздохнул:

– Верно. Она будет прекрасным экзархом.

Гэбриель скрипнул зубами. Если не освободить Ганелона, то Розу не спасти, потому что без помощи воина-южанина приятелям не выжить в Жути. Вдобавок, когда Ганелон снова увидит друзей по «Саге», он, хотелось бы верить, не убьет Гэбриеля, услышав предложение о прогулке в Кастию.

Как ни крути, а Клэю и его приятелям волей-неволей придется принять любые «изменения», измышленные друином и Динантрой.

– И чего же ты от нас хочешь? – процедил Гэбриель.

Друин ответил не сразу, наслаждаясь своими словами:

– Я хочу, чтобы вы сами испытали, каково это – рисковать жизнью на потеху кровожадной толпе. Вдобавок я с удовольствием погляжу, как вас убивают. К счастью, у Динантры есть возможность устроить и то и другое.

– Ох, Святая Четверица, – прошептал Матрик; бледность стремительно покрывала его щеки, разрумянившиеся от двух чаш вина. – Ты собираешься отправить нас в «Макситон»?

По лицу Листопада чумой расползлась коварная ухмылка.

– Да, – ответил он Матрику, не сводя разномастных глаз с Гэбриеля. – Не зря же вы положили столько сил на то, чтобы воссоединить свою банду. Вы явно что-то задумали – наверное, какое-то грандиозное прощальное выступление. – Он с любопытством прянул ушами. – В вашем преклонном возрасте вы вряд ли отважитесь еще на одну вылазку в Жуть.

– И с кем мы будем сражаться? – спросил Муг, пытаясь сменить тему разговора, чтобы друин не допытывался о дальнейших замыслах «Саги». – С тобой? Нет, только не с тобой! Или все-таки с тобой, что ли?

Негромкий смех Динантры напоминал змеиное шипение. Обменявшись заговорщицким взглядом с друином, она ответила:

– Вам предстоит нечто особенное. Такого в городе еще не бывало. И если вы одержите победу, то я освобожу Ганелона.

Динантра умолчала о том, что произойдет в случае поражения.

– А если мы откажемся? – спросил Матрик. – Что будет с Ганелоном?

Беспощадно прекрасное лицо Динантры исказила нетерпеливая гримаса. Змеи на голове рассерженно зашипели.

– По-вашему, мне легко в Пятипрестолье? Да, закон признает мои права. К тому же богатство значительно облегчает жизнь. Однако горожане относятся ко мне с неприязнью, рисуют на заборах похабные картинки, я не могу выйти в город без охраны, а на рынок отправляю слуг, потому что торговцы не желают иметь дела со мной. Вдобавок какая-то шлюха на Денежном Холме дерзко назвалась моим именем, нахлобучила парик из крашеных веревок и воображает, что… точнее, позволяет мужчинам воображать, что это я, а не она оделяет их немыслимыми усладами… Между прочим, ни один смертный не вынесет моей ласки!