Николас Имс - Короли Жути

Подушка, зажатая у Матрика между колен, предательски дрогнула.

– Я долгие годы живу среди людей, неустанно забочусь об их благе, но все равно не получаю никакой признательности. Мне даже приходится устраивать постыдные бои на арене. Листопад заверил меня, что в новой Державе они будут запрещены. Как бы то ни было, я посулила городу великолепное зрелище и во что бы то ни стало сдержу свое обещание – не важно, с вашей помощью или без нее. Если вы откажетесь, то Ганелон выйдет на смертный бой в одиночку. И погибнет, это я точно знаю. Так или иначе, но «Макситон» напьется крови. Выбор за вами.

Гэбриель хотел было возразить, но Клэй его опередил:

– Мы согласны.

Все уставились на него. Муг натянуто улыбнулся. Матрик пожал плечами. Гэбриель кивнул; в его взгляде сквозило горькое облегчение.

– Прекрасно, – прошипела Динантра. – Бой состоится завтра. Должна была выступать другая банда, но, полагаю, никто не станет возражать, если в виде исключения на арену выйдет «Сага». Подумать только, долгожданное воссоединение прославленных Королей Жути!

– Завтра так завтра, – сказал Клэй, не дожидаясь ничьих возражений.

Муг костлявым плечом ткнул короля:

– Чем раньше покончим с этим делом, тем быстрее уйдем на запад, верно, Матти?

Листопад прянул ушами и больше ничем не дал понять, что уловил намек, заключенный в словах волшебника.

Гэбриель, стремясь избежать дальнейших расспросов, сказал:

– А сейчас отведи нас к Ганелону.

Горгона, тряхнув погремушкой на хвосте, подозвала слугу, вручила ему чашу, сползла с места и вперила в Гэбриеля рубиновый взор.

– Оставь золото здесь и следуй за мной, – велела она.

Гэбриель без возражений встал и направился за ней. Мешок остался лежать на полу.

Листопад, снова обернувшись к картине, бросил через плечо:

– Я бы пожелал вам удачи на завтра, но, сами понимаете…

Динантра повела их мимо занавешенной веранды через внутренний дворик, озаренный свечами, по тропинке, вымощенной разноцветными каменными плитами – розовыми, белыми и зелеными. Справа виднелся ухоженный сад, где полуобнаженный слуга в набедренной повязке, расшитой золотыми монетами, при свете факела подстригал куст, придавая ему форму двух борцов, – во всяком случае, в темноте Клэю показалось, что мужские фигуры сцепились в драке. При виде Динантры слуга упал на колени и прижался лбом к земле. Слева был ставок, почти такой же, как в особняке Келлорека. Клэй задумался, умеют ли горгоны плавать, и решил, что умеют.

– А почему ты выкупила Ганелона из Каменоломни? – спросил Матрик.

– Потому что он опасен, – не оборачиваясь, ответила Динантра, – а я коллекционирую опасные вещи.

В глубине сада стояла каменная постройка. Динантра остановилась у входа, подтянула зеленовато-золотистые кольца хвоста.

– На сегодня Ганелон ваш. Я подыщу вам пристанище в городе, что-нибудь подходящее, не беспокойтесь. И пошлю с вами стражников, чтобы вы не вздумали нарушить уговор. Входите, он там, – сказала она.

Гэбриель решительно толкнул тяжелую дверь и первым вошел в сумрачную комнату. Муг и Матрик последовали за ним. Клэй на миг задержался снаружи, насквозь пронзенный ледяным копьем жуткого предчувствия. Он представил себе, какую ненависть и презрение Ганелон питает к друзьям, бросившим его в трудную минуту; вдобавок, хоть он и освободился из Каменоломни, но попал в рабство к расчетливой горгоне. Больше всего Клэй боялся, что долгие годы тюремного заключения и рабского существования сломили некогда доблестного воина. Неужели и он встретит их на коленях, прикрывая свой срам лишь лоскутом, расшитым монетами? Или Динантра заковала Ганелона в цепи и посадила в клетку?

Горгона с едва заметной улыбкой глядела на Клэя.

Он переступил порог. В комнате было темно. Сквозь решетку окна в западной стене струились полосы звездного света. В спертом воздухе снежинками вихрились хлопья потревоженной пыли, оседали на каменную статую посреди комнаты.

– Это он, – торжественно и печально сказал Муг, кончиками пальцев касаясь базальтового лица. – Ганелон.

На севере ходило присловье про монету, сломавшую хребет дракона. Возникло оно из представления, что дракон, накопивший слишком много сокровищ, задохнется под их весом, раздавленный собственной алчностью. Как полагал Клэй, присловье означало, что судьба даже самых могущественных существ (к примеру, драконов) иногда зависит от пустяка.

Похожая поговорка существовала и на юге: «Соломинка, сломавшая спину верблюда». Правда, для Клэя оставалось загадкой, зачем грузить верблюда соломой, но, как известно, южане – странные люди.

«Сага» распалась вовсе не из-за того, что Ганелон убил сына султаны, однако, если вдуматься, это преступление и стало той самой монетой, что сломала драконий хребет.

Разумеется, Клэй вовсе не винил приятеля. В городишке Мезала нармерийский принц изнасиловал женщину, которая очень нравилась Ганелону, и тот, вне себя от ярости, вырезал весь нармерийский гарнизон. Принц в отместку приказал сжечь женщину на городской площади, что заставило Ганелона отправить на костер самого принца, правда в таком изувеченном состоянии, что смерть на костре, в сущности, была милосердным деянием.

Гибель сына весьма расстроила султану, но товарищи Ганелона по банде в силу различных причин не захотели становиться мишенью для ее праведного гнева.

Незадолго до этого Валерия призналась Гэбриелю, что ждет ребенка. Авгуры предсказали, что родится девочка. Гэбриель беспечно заметил, что она вырастет героем и, как и ее отец, покроет себя неувядающей славой. Что, вообще-то, забавно, принимая во внимание дальнейшие обстоятельства.

Фредрик, муж Муга, тоже известный наемник, за год до того, вернувшись из очередного похода в Кромешную Жуть, обнаружил, что подцепил черногниль. Желая во что бы то ни стало отыскать лекарство от смертельной болезни, Муг на год оставил банду; когда объявили об аресте Ганелона, волшебнику было не до того. К несчастью, все старания Муга не помогли, и спустя несколько месяцев Фредди умер.

Матрик ежедневно получал любовные письма от Лилит, которая в то время еще не превратилась в коварную и безжалостную королеву, снедаемую неутолимой жаждой власти и любострастия. Юная принцесса, без памяти влюбленная в очаровательного плута, писала, что ее отец смертельно болен, что Матрик должен на ней жениться, остаться в Агрии и взойти на престол, когда умрет старый король (он же «трухлявый мудак», как ласково называла его любящая дочь).

А что же Клэй Купер? В общем-то, он никогда не мечтал ни о банде, ни о славе. Он любил своих товарищей, как родных братьев, – всех, даже Ганелона, – и, хотя преуспел в убийствах, вовсе не горел желанием заниматься этим и дальше, да еще скрываясь от мести разъяренной султаны. Он хотел вернуться домой, забыть о насилии, а больше всего – жить так, как завещали слова, давным-давно выцарапанные им на березовом стволе, что лежал на могиле матери.