Николас Имс - Короли Жути

– Валерия, – хрипло произнес Гэбриель.

Она робко шагнула ему навстречу – бледная, изможденная, с темными кругами под глазами, встрепанная, в белой ночнушке, будто только что проснулась. На обнаженных руках алели воспаленные шрамы.

– Прости, я… я лечусь от пагубного пристрастия… много сплю, – пролепетала она, недоуменно оглядывая опустевший дом. – Что происходит? Ты зачем пришел?

Гэбриель молча накрыл ладонью богато изукрашенную рукоять Веленкора.

Валерия укоризненно поглядела на него и с горечью произнесла:

– Хм, понятно. Знаешь, Келл всегда говорил, что, если тебе придется делать выбор между мной и мечом, ты выберешь Веленкор. Наверное, он был прав.

«А то», – подумал Клэй, но благоразумно смолчал.

Гэбриель ничего не ответил, да Валерия и не ждала ответа. Она обвела всех усталыми глазами, чуть задержала взор на Ганелоне и лишь потом посмотрела на Клэя:

– Вы уже приходили… Я помню… – Внезапно лицо Валерии исказилось от предчувствия беды, взгляд потемнел. – Ох, так ведь Роза… Что с ней…

– Она жива. В Кастии, – сказал Гэбриель и, будто притянутый за крючок, впившийся в самое сердце, сделал шаг к Валерии.

– Кастия, – безучастно произнесла она, а потом с ужасом повторила: – Кастия…

Гэбриель невольно сделал еще шаг ей навстречу.

– Я отыщу ее, – пообещал он. – Отыщу. И приведу домой.

Келлорек издевательски хмыкнул. Ганелон наотмашь хлестнул его новообретенной латной рукавицей, а Валерия злобно сверкнула глазами, готовая не то заорать, не то разрыдаться.

– Хорошо, – наконец выдавила она, заламывая руки. – Приведи ее домой. Умоляю, Гэбриель, приведи нашу малютку домой.

Дрожащими пальцами она коснулась щеки Гэбриеля. Он вздрогнул, будто его обожгли каленым железом, но не отшатнулся.

Клэй не мог даже вообразить такого разлада между ним самим и Джинни. Некогда Гэб и Валерия были неразлучны и несказанно счастливы – не только влюбленные, но и самые лучшие друзья. А сейчас они казались чужими, совершенно посторонними людьми, которые, как кошка с собакой, не знают, как себя держать друг с другом.

– Нам пора, – сказал Гэбриель. – Келла мы возьмем с собой, чтобы он нам здесь не пакостил. Отпустим через день-другой, как дойдем до южной окраины Жути.

Валерия недоуменно посмотрела на него:

– До окраины Жути? Вы что, собрались в Кастию пешком? У нас же есть летучий корабль…

– Ах ты, сука! – завопил Келлорек. – Заткни свой поганый рот!

Матрик отвесил ему такую оплеуху, что посредник отлетел на пару шагов и растянулся на полу.

– Сам заткни свой поганый рот! – сказал Матрик и добавил: – Сука.

Гэбриель, взяв бывшую жену за руку, спросил:

– Валерия, какой еще летучий корабль?

– Его нашли в подземелье, когда перестраивали особняк, – объяснила она. – На южном склоне есть ручей. И пещера. Там корабль и стоит. Вот на нем и полетите.

– Вот на нем и полетим, – повторил Гэбриель и засиял от радости, как пергамент, озаренный пламенем свечи.

Они отыскали ручей, вытекавший из пещеры. У входа переминались охранники, но приятели быстро освободили их от тяжкой необходимости нести службу, временно лишив сознания. В просторной пещере действительно стоял огромный корабль, служивший не столько средством передвижения, сколько борделем.

Размерами он почти не уступал галеону султаны, который Клэй видел в Линдмуре и в Пятипрестолье; три косых ребристых паруса защищали от солнца и дождя деревянную палубу, покрытую темным лаком, на перилах ограждения серебристо переливались пластинки лунного камня. Под бушпритом простирала к небу руки сирена из чистого золота; обнаженная грудь сверкала в закатных лучах солнца.

На носу корабля замысловатой вязью было выведено «Срамной престол».

Корабельный камбуз не уступал дворцовой кухне, обеденная зала, равно как и несколько умывален, блистала чрезмерной роскошью, а опочивальни – целых восемь – были обставлены с кричащей пышностью, которая удовлетворила бы даже самую избалованную и капризную принцессу.

Все эти помещения меркли перед опочивальней на корме, явно предназначавшейся для посредника, – здесь к аляповатому безвкусному убранству прибавились еще и скабрезные картины, весьма наглядно изображавшие постельные утехи самого низкого пошиба. Наихудшим образчиком этой, с позволения сказать, живописи было полотно, на котором голый Келлорек и гривастая кентаврица увлеченно играли в лошадки. Под алым шелковым балдахином стояло ложе, на котором, судя по всему, недавно кто-то спал: простыня отсутствовала. Клэй брезгливо поморщился, представив, какие мерзости происходили в этой опочивальне.

Кают-компания на носу корабля была уставлена мягкими диванами и игральными столами; там же располагался и бар с запасами выпивки, намного превосходившими те, что имелись на «Былой славе». У барной стойки, неспешно потягивая красное вино, сидел зомби и настраивал какой-то загадочный инструмент.

– Ой как неловко вышло… – Ходячий мертвец со вздохом отложил инструмент, похожий на паутину, растянутую на восьмигранной деревянной раме, и встал. – Я не ждал гостей, а то бы, конечно, прибрался, застелил бы кровать и сам под ней спрятался, – добавил он.

– Ты кто такой? – спросил Гэбриель, сомкнув пальцы на рукояти Веленкора.

– Не враг, – ответил зомби; выглядел он жутко, но слова выговаривал четко и уверенно, а его просторное одеяние при ближайшем рассмотрении оказалось простыней с ложа Келлорека. – Я Китагра Дерзновенный, – произнес он с церемонным поклоном (на затылке зияла огромная пробоина), – хотя некоторые предпочитают называть меня Китагра Безумец или Китагра Самоубийца. Странствующий ревенант, бродячий бард, некогда менестрель при дворе экзарха Фираги Тераготского, ныне озабочен трудоустройством. Впрочем, ко мне можно обращаться…

– Кит?!

Зомби заморгал – точнее, удивленно дернул иссохшим веком:

– Аркандий Муг? Это ты, неисправимый шалопай?

Волшебник, оттолкнув Гэбриеля, бросился к зомби и схватил его в охапку:

– Кит, старина, гуль ты этакий! Я думал, ты уж давно на запад подался. Какого хрена ты здесь околачиваешься?

Клэй только сейчас сложил в уме всю головоломку – перед ними был Кит Неубиенный, недавний обитатель саркофага в Келлорековой сокровищнице.

– Я здесь скрываюсь, – объяснил зомби, высвободившись из объятий Муга. – Думы думаю, мечты мечтаю, режусь сам с собой в картишки и сочиняю новые песни. Ну и пью, как фантрийская рыба. А до того долго-предолго томился в темной-претемной темнице, а все по милости вот этого самого борова… – Он бросил презрительный взгляд на связанного Келлорека с кляпом во рту. – Я так понимаю, он вам не друг?

– Уже нет, – ответил Муг.