Николас Имс - Короли Жути

«А ведь чудовище никуда не исчезло, – подумал он. – И никогда не исчезнет. Оно просто… дремлет».

Муг и Кит громко захлопали в ладоши, и Клэй пришел в себя. Волшебник улыбался во весь рот, а гуль скривил губы, что должно было изображать ухмылку.

Гэбриель подошел к Клэю, перегнулся через поручень, глядя в темноту:

– Что за хрень?

Клэй открыл было рот, но тут же закрыл его, боясь, что голос сорвется от ярости, и в очередной раз пожал плечами.

Каждое утро над лесом грязно-черной пеленой зависал туман, от которого несло гнилью, а во рту появлялся вкус пепла. Обычно хмарь рассеивалась к полудню, открывая серый океан зловещих деревьев, простиравшийся до самого горизонта. Вечерами на западе погребальным костром пылал закат, а на темный небосвод высыпали влажно блестевшие звезды, иногда срываясь в темноту слезинками плакальщиков, скорбящих об угасающем солнце.

На второй день корабль пролетел сквозь лиловую тучу, которая воняла падалью и оставляла на коже холодную, липкую пленку влаги. Матрика лихорадило, и он заявил, что его спасет только бесперебойное поглощение каскарского виски. Кит, якобы некогда бывший военно-полевым лекарем, подтверждал правоту заявления бывшего короля. Приятели не верили его словам, однако на следующее утро Матрик проснулся вполне здоровым, если не считать обычных признаков похмелья.

В первые дни они дважды замечали, что за кораблем кто-то летит, но оба раза неизвестный преследователь исчезал, прежде чем к нему успевали присмотреться. Клэй рассеянно пытался сообразить, что будет, если на летящий корабль нападут, и кто в таком случае страшнее – Листопад или Живокость. Его мнение менялось от часа к часу, до тех пор, пока он не вспомнил, как виверна обошлась с Оболон-ханом.

Роскошные каюты пустовали, потому что вся банда постоянно находилась на палубе. Гэб неизменно глядел вперед, и только вперед, а те, кому в Контове довелось столкнуться с Живокостью, опасливо посматривали назад.

В Кромешной Жути приятели выискивали памятные места. Сначала корабль пролетел над руинами Камнешарской крепости, где некогда собирались банды, чтобы обмениваться новостями и травить байки; именно здесь «Сага», «Авангард» и «Ночные петухи» трое суток держали оборону и в конце концов отразили нападение дикарей. Единственным погибшим стал бард «Саги», имени которого Клэй не помнил, – дурень решил помочиться в бойницу, и его пронзила случайная стрела.

Ганелон заметил останки древея Ручейника, гигантского ходячего дерева, размерами намного превосходившего Черное Сердце (из древесины которого Клэй сделал свой верный щит). Никто не знал, кто или что погубило великана, но его ствол в погребальной пелене мха окружали многочисленные останки древеев поменьше, и Муг предположил, что Ручейник стал жертвой арборецида, то есть убийства деревьев деревьями.

А вот огромная выбоина, где приятели однажды набрели на какое-то неведомое чудище – студенистую пузырящуюся груду, оплетенную подрагивающими щупальцами и больше похожую на монстра из океанских глубин, чем на обитателя лесной чащи. Матрик, решив, что тварь сдохла, стал тыкать осклизлую тушу прутиком. Она внезапно ожила, а когда все-таки сдохла, Матрика пришлось высвобождать из ее утробы.

На третий день все собрались на палубе и растянулись на диванах, вытащенных из кают. Клэй обнаружил, что настроение у него улучшилось. Предчувствие беды, мучившее его с… в общем, с того самого дня, как Гэбриель возник на пороге его дома, понемногу отступало. В конце концов, им удалось собрать «Сагу», вернуть Веленкор, сбежать из цепких лап охотников за людьми, уцелеть в битве с химерой и пережить разрушение «Макситона». А в довершение всего они обзавелись собственным летучим кораблем.

Пеший переход через Жуть занял бы несколько месяцев, а вдобавок там на каждом шагу поджидали страшные опасности. В глуши непроходимых зарослей таились ужасные твари, готовые растерзать путников в клочья. Ночь за ночью пришлось бы спать на каменистой земле, вздрагивая от шелеста веток, от шороха палой листвы, от зловонного дыхания шипящей темноты.

По слухам, в Жути не стало безопаснее, скорее наоборот. Нынешние банды больше не искали приключений: куда легче убивать монстров на арене, а спать на постоялых дворах. Наемники не желали лезть в сырые пещеры или рыскать по заброшенным руинам, так что теперь лишь самые отчаянные храбрецы осмеливались соваться в Кромешную Жуть.

Но все это не имело никакого значения. Корабль летел. К счастью, несмотря на резонные опасения Баррета и его друзей, полет до сих пор проходил нормально. «Кто знает, – подумал Клэй, – может быть, нам повезет по-настоящему: просквозим над лесом, перелетим горы, незаметно проберемся мимо орды, приземлимся в Кастии, отыщем Розу, спасем ее, а когда вернемся домой, то охотиться за нами уже не будут. И вообще, когда я уронил Келлорека за борт, то одним махом разобрался с половиной проблем. Вот вернемся, надо будет пригласить и Лилит в такую увеселительную поездку».

Негромкий перезвон отвлек Клэя от размышлений. Кит, уложив на колени странный музыкальный инструмент, позеленевшими пальцами перебирал серебристую паутину струн.

– А что это за штука? – спросил Муг; в одной из кают он обнаружил небольшую библиотеку и сейчас листал том под названием «Единороги и их рога». – Я таких еще не видел.

– И не увидишь, друг мой, – с ноткой грусти просипел Кит. – Батингтинг – редчайшая вещь. В сравнении с ним летучий корабль – как медяк против золотой монеты.

Клэй решил, что такого дурацкого названия нарочно не придумаешь, даже если усердно размышлять несколько часов подряд.

– Батингтинг? – Муг закрыл книгу и склонился над нелепым восьмиугольником на коленях у Кита. – Они же все сгинули вместе с Державой.

– Ну, началось, – вздохнул Ганелон.

Засмеялись все, кроме волшебника и Кита.

– Вот и я так думал, – сказал гуль. – Это чудо отыскалось в сокровищнице Келлорека, я решил, что ему оно без надобности.

– Невероятно! – сказал Муг.

– Правда, что ли? – с неприкрытым ехидством спросил Клэй.

Волшебник невозмутимо продолжил:

– А сколько у него струн?

– Двадцать шесть с каждой стороны, а всего сто четыре. – Кит тронул струны, батингтинг отозвался переливчатым звоном. – На свете не осталось мастеров, способных сотворить этот инструмент, а я – единственный, кто умеет на нем играть.

– Спел бы ты нам что-нибудь, – попросил Матрик (Клэй думал, что тот управляет кораблем, но оказалось, что у руля никого нет; впрочем, это не имело значения, потому что корабль летел сам по себе). – Ты же бард, в конце концов.

– Спою, отчего ж не спеть. – Кит обвел взглядом приятелей и закрыл глаза, покачиваясь, как речной камыш на ветру. – Что бы вам такое исполнить… А! – Он распахнул глаза, пошевелил пальцами и с хрустом размял запястья. Руки пауками пробежали по восьмиугольной паутине струн, извлекая несвязные ноты.