Виктория Шваб - Сотворение света [litres]

Дворец содрогнулся, теряя скрепляющую его силу. Демон утрачивал над ним контроль. Хватка каменного пола вокруг лодыжек Лайлы ослабла, и она высвободилась, пока Осарон пытался принять хоть какую-нибудь форму.

Тени клубились, распадались, снова собирались вместе.

Наконец Осарону удалось обрести облик – тень себя прежнего. Разрушенный фасад, полупрозрачный и колеблющийся призрак, размытый по краям. Прямо сквозь него Лайла видела Келла, который скорчился на полу, зажимая рану. Рая, пытавшегося подняться на ноги.

Это был он.

Ее единственный шанс.

Их общий шанс.

Она щелкнула пальцами, призывая к себе передатчик. Тот шевельнулся, поднялся в воздух и заскользил к ней.

И упал на полпути, потому что силы Лайлы внезапно кончились. Это было похоже на то, как опрокидывает волна отлива. Вся магия резко и сильно отхлынула о нее, мир вокруг зашатался, ноги подкосились, в глазах помутилось.

Магия была настолько нова для Лайлы, что, по идее, ее отсутствие не должно было так сильно ранить, но однако же она чувствовала себя так, будто ее выпотрошили. С трудом повернулась в сторону Келла, уверенная, что это он отнял у нее силу – но Келл все еще валялся на полу, истекая кровью.

Король теней склонился над ней, простер руки, и воздух начал сжимать горло Лайлы, словно удавкой, так что она уже не могла говорить, не могла дышать…

И тут позади Осарона, окруженный аурой серебряного света, встал Холланд.

Холланд ничего не видел.

Тьма была повсюду, поглотила мир, охватила его, как штормовая туча. Но слышать он все еще мог. Так что услышал, как ранили Келла, как загорелось тело Ожки, услышал движение передатчика, когда Лайла призвала его – и понял, что это его шанс. И когда он снова надел связующее кольцо и забрал силу остальных антари, подобие зрения вернулось к нему. Правда, мир теперь очерчивали не свет и тени, а линии силы.

Нити магии мерцали, обрисовывая и коленопреклоненную Лайлу, и Келла, и Рая, и все они были очерчены серебристым светом.

А прямо перед ним была черная пустота.

Пустота в форме человеческой фигуры.

Больше никаких марионеток – только клочок гнилой магии, непроглядно-темный, безвидный, пустой.

И когда король теней заговорил, это был наконец-то его собственный голос – текучий, шелестящий.

«Я знаю твою душу, Холланд, – сказала тьма. – Знаю тебя изнутри. Я жил в тебе».

Король теней двинулся к нему навстречу, и Холланд сделал единственный шаг назад. Его плечи уперлись в колонну, пальцы стиснули металлический цилиндр.

Он чувствовал голод Осарона.

Его нужду.

«Хочешь снова увидеть свой мир? Как он разрушается в твое отсутствие?»

Холодная рука – не из плоти и крови, но изо льда и тьмы – опустилась на грудь Холланда, напротив сердца.

Как же я устал, подумал он, зная, что Осарон слышит его мысли. Я устал от сражений. От потерь. Но я больше никогда не впущу тебя.

Он ощутил усмешку темноты, злобную и торжествующую.

«Разве ты забыл? – прошептал король теней. – Тебе никогда от меня не избавиться».

Холланд судорожно выдохнул.

Для Осарона это должно было звучать как проявление страха.

Но на самом деле это был вздох облегчения.

С этим покончено, подумал Холланд, когда темнота обхватила его со всех сторон, и позволил себе упасть в нее.

Когда это случилось, Лайла еще не успела подняться с колен.

Осарон втянулся в Холланда, как дым, уходящий в сосуд, и тело антари закаменело. Спина выгнулась дугой. Рот открылся в беззвучном крике, и на один ужасный миг Лайла подумала, что вот все и кончено, что Холланд не успел, ему не хватило времени – или силы – или воли, чтобы удержаться…

А потом Холланд вонзил себе в ладонь иглу передатчика и сквозь стиснутые зубы выговорил единственное слово.

– Росин.

«Отдавай».

А в следующее мгновение теневой дворец взорвался светом.

Лайла втянула воздух, когда что-то начало рваться у нее внутри, и вспомнила о связующем кольце. Она сорвала его с пальца и швырнула на каменный пол, обрывая связь раньше, чем передатчик заберет заодно и всю ее магию.

Но Келл не соображал так же быстро, как она.

Из груди его вырвался крик, и Лайла бросилась к нему, спотыкаясь, пока он корчился на полу, хватаясь за кольцо мокрыми от крови пальцами.

Рай добрался до него первым.

Принц весь дрожал – тело его проскользнуло по тонкой грани между жизнью и смертью, снова целое и неповрежденное. Он упал на колени рядом с Келлом, обхватив руку брата неверными пальцами, и дернул за кольцо. Оно соскочило и покатилось по полу, несколько раз подпрыгнув, прежде чем обратиться в дым и истаять.

Келл упал рядом с Раем, серый от боли и неподвижный, и Лайла опустилась между ними, стерла кровь с его щеки, чтобы погладить по лицу, провела рукой по его волосам, медь которых пронизали полоски серебра.

Он был жив, не мог умереть, потому что Рай все еще был здесь, склоняясь над братом, с пустыми, но уже такими живыми глазами, мокрый от крови, но дышащий.

В центре зала, окруженный сферой сияния, стоял Холланд. Миллионы тонких серебряных нитей магии переплетались с черными, созидая этот шар света в молчании, которое звенело у Лайлы в ушах громче любого звука.

И вдруг – внезапно и мгновенно – свет погас.

И тело Холланда мешком рухнуло на пол.

Келл открыл глаза – и увидел, как мир вокруг разваливается.

Вернее, не мир.

А теневой дворец.

Он рушился не как здание из камня и металла, но как умирают горящие уголья, не осыпаясь вниз, а поднимаясь вверх, исходя на дым. Так исчезал и дворец. Он разваливался, воображаемая форма распадалась, оставляя за собой только реальность – камень за камнем, частица за частицей, пока Келл наконец не обнаружил себя лежащим не на каменном полу дворца, а на руинах центральной арены с пустующими сиденьями, с серебряно-голубыми знаменами, все еще колыхавшимися на легком ветру.

Келл попробовал сесть – и задохнулся: успел забыть, что он ранен.

– Осторожно, – сказал Рай, морщась от боли. Он стоял рядом на коленях, весь в крови, одежда его была разорвана в дюжине мест – там, где в него вонзились ледяные шипы. Но он был жив, кожа под одеждой срослась, только в глазах еще стояла тень боли.

Келл вспомнил слова Холланда – «Ты обрезал нити своей магии и создал себе марионетку».

Холланд. Келл с трудом поднялся на ноги – и обнаружил, что Лайла уже склоняется над белым антари.

Холланд лежал на боку, подогнув ноги, и попросту спал. Но единственный раз, когда Келл видел его спящим, он казался целиком напряженным, мучимым кошмарами… А теперь его черты разгладились, и сновидения явно не тревожили его.

Только три детали нарушали эту идиллию совершенно спокойного сна.