Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Омерзительное ощущение.

Серебряный кубок опустел, едва успев наполниться, а потом, сопровождаемый грозным рыком, полетел в камин. Пламя жадно зашипело, принимая подношение, слизывая чеканный узор каемки. Заставляя металл тускнеть и тонуть в белесом пепле. Огонь бушевал и в сердце тальдена, плавя легкие, выбивая из груди раскаленное дыхание, смешанное с хриплыми криками:

– Дрянь! Лживая сука!

На этом словесный поток его светлости не иссяк. Тальден продолжал награждать графиню д’Ольжи все новыми, далеко не самыми лестными сравнениями. Проклинал и желал ей гореть синим пламенем вечно.

– Стерва клянется и божится, что дала алиане зелье, – не то вслух, а может, мысленно вспоминал их разговор Хентебесир. – Якобы подговорила одну из невест, эту куклу Рианнон, подлить его Фьярре в вино во время их посиделок. Брехливая тварь!

Маг снова грязно выругался.

– Если б подлила, оно бы подействовало! – прорычал глухо. Второго кубка в поле зрения Огненного не нашлось, и ему ничего не оставалось, кроме как припасть к узкому горлышку бутылки. Не прошло и минуты, как та, опустев, стекольным крошевом укрыла дно камина. Пламя в котором бесновалось, откликаясь на огонь в душе тальдена. – Далива пожалеет об этом. Еще как пожалеет, тварь!

Игрэйта беспокоило не только собственное поражение, но и судьба Крейна. Где еще он найдет такого умельца?! Преданного и на все согласного. Никогда прежде его светлость не видел кузена в таком исступлении, а потому герцог и правда мог возвратиться к своему господину трупом.

– Что на него нашло? Идиот! – выплюнул сквозь зубы Хентебесир. – Видел же, что план не работает. Какого тагра к ней полез?! Не остановился!

– Ох и жаркая получилась сценка. Все как я люблю.

Игрэйт пошатнулся: крепкий напиток неожиданно ударил в голову, будто его со всей силы приложили лбом обо что-то твердое. Дракон несколько раз моргнул, вглядываясь в проступающие в полумраке очертания снежного духа. Облаченная в сотканное из снежинок платье, Леуэлла полулежала на кровати и коварно, с заговорщицким видом улыбалась.

– Такие страсти!

– Ты к этому причастна?

Игрэйт нервно облизнул губы, на которых еще ощущался терпкий вкус вина, и впился взглядом в Древнюю, понимая, что без причины та не стала бы к нему являться.

– В какой-то мере.

– Леуэлла…

Снежная красавица перевернулась на спину. Любовно рассматривая свои отливающие синевой изящные кисти, на которых блики пламени создавали причудливые узоры, невинно призналась:

– Мне было скучно, и я решила немного пошалить. Внушила его светлости не отступать ни при каких обстоятельствах. Действовать, скажем так, до победного конца.

– Я не давал тебе права проникать в сознание моих людей! – прогремел Хентебесир. – Крейн – не твоя марионетка!

Леуэлла передернула плечами, не впечатлившись грозными нотками, прозвучавшими в голосе мага.

– Я сама себе дала такое право. Потому что знала, что твой план провалится. Девчонка тебе не нужна. От нее лучше избавиться.

– Откуда такая осведомленность?

Князь мрачно цедил из себя слова.

Снежная дева соскользнула с постели, серебристой дымкой подплыла к тальдену.

– А у тебя, дорогой, по-другому не бывает. Проигрыш за проигрышем… – вздохнула с напускным сочувствием. Облетев мага по кругу, припала к нему и прошептала в самое ухо: – В общем, так, дракончик! Сыграли по-твоему. Теперь будем играть по-моему.

Покои алиан огромны. Но я задыхалась в своих, как в какой-то каморке. Казалось, со всех сторон на меня надвигаются стены. Готовые схлопнуться в любое мгновенье, раскатать меня в тонкий блин.

Я не могла усидеть на месте. «Устоять» или «улежать» тоже как-то не получалось. Возможно, всему виной убойная доза лекарственного препарата – обезболивающего, которое перед уходом влил в меня Хордис. А может, у бешеных скачек в груди, что затеяло мое сердце (только непонятно, с кем бежало наперегонки), была совсем другая причина.

Лекарь уверял, что помимо обезболивающего дал мне также успокоительное. Но успокоенной я себя не чувствовала. Надеюсь, и упокоенной вскоре не стану, после недавних событий.

Я нервно мерила комнату шагами: от сундуков к кровати, от камина к камину. Кусала до крови губы, дергала себя за разметавшиеся по плечам пряди, воскрешая в памяти все те разы, когда герцог-мудак подкатывал ко мне, расшаркивался и улыбался, прикидываясь мистером Галантностью. Теперь понятно – играл на публику. А я, наивная, здоровалась с ним, отвечала на вопросы, иногда даже улыбалась его шуткам. Из вежливости.

Дура! Идиотка! Кретинка!

Надо было бежать от Крейна без оглядки, а не хорошие манеры ему показывать. Так бежать, чтоб только пятки сверкали! И не позволять этому маньяку ручки мне целовать. Которые – стоило вспомнить о прикосновениях губ мерзавца – тут же захотелось продезинфицировать. В отбеливателе, например, прополоскать. А лучше на ночь замочить в кислоте.

Отражение, мелькнувшее в зеркале, заставило меня уныло вздохнуть. После настоек Хордиса скула больше не ныла, но выглядела весьма живописно: вся такая распухшая, серо-буро-малиновая. Да и все, что ниже подбородка, тоже оставляло желать лучшего. Я была подсвечена синяками, как елка новогодними огнями. Только, в отличие от зеленой красавицы, я больше не являлась самим очарованием и отнюдь не выглядела по-праздничному нарядной.

Господи, что же будет? Что теперь будет…

Случись это в нормальном мире, в цивилизованном обществе, и мне бы сочувствовали все знакомые. Но в этой чокнутой средневековой Адальфиве… Старым склочникам хватит ума заявить, что виновата распутница алиана. Они меня и так особо не жалуют. Скажут, сама спровоцировала мужика. Заигрывала с ним, кокетничала напропалую, строила глазки. Вот бедолага и не устоял, уступил соблазну. И поди докажи обратное. Что не заигрывала и ничего не строила, а, наоборот, старалась держаться подальше.

А если Герхильд поверит? Ослепнет от ревности, одуреет от чувства уязвленного самолюбия и попранного доверия.

Внутри все переворачивалось от мысли, что вот сейчас он переступит порог этой комнаты, окатит меня ледяным презрением, словно водою из проруби, и велит отчаливать на фальвах в Лунную долину или куда подальше.

Прежняя Аня, быть может, даже порадовалась такому результату. Но вот Аня теперешняя… Ане теперешней хотелось рыдать. А еще кричать, ругаться и проклинать похотливого мерзавца.

А еще хотелось, чтобы он был рядом. Чтобы понял меня, а не отталкивал. Не возводил между нами преграду из ледяных айсбергов. И сам не становился похожим на айсберг. Чтобы…

Дверь за спиною негромко скрипнула. Я обернулась и застыла, забыв, как дышать. И сердце, вволю напрыгавшись, словно ребенок на батуте, напряженно замерло в груди.