Виктория Джеймс - Золотая клетка [litres]

Судить. Суд. Убийство.

Слова долетали откуда-то издалека. Почему Аби не дает ему спать?

– Он даже не слышит, что я говорю, – доносился до него голос Аби, она сдерживалась, чтобы не разрыдаться. – Вы не можете судить человека, который находится в таком состоянии. Это будет пародия, а не суд.

– Предрешенный исход, – произнес Гавар Джардин. – В зале было пятьсот человек, когда он выстрелил. Моя мать стояла рядом с ним. Сейчас вам обоим надо уйти. И, Дженнер, ты думай, что делаешь. После совершенного ее семья не может здесь оставаться. Она со своими родителями уедет, как только по нему будет принято решение.

«Какое все это ко мне имеет отношение? – подумал Люк. – Я лежу в постели. Это огромная, роскошная кровать. Не камера и не клетка в питомнике. Они поняли, что я не убивал канцлера».

Кто-то даже подоткнул одеяло – мягкое, алого цвета. Так тепло под ним.

Люк закрыл глаза и уснул.

Когда проснулся, все было в полумраке. Светло-серый прямоугольник окна на темно-серой стене. Тонкая полоска тусклого света просачивалась между неплотно задвинутыми портьерами и падала на пол. Люк повернул голову проследить, куда она уходит.

В дальнем углу комнаты полоска высветила силуэт кресла. В нем кто-то сидел.

– Доброе утро, Люк, – раздался голос. И после короткой паузы: – Хотя это уже не утро, и, честно говоря, добрым быть оно не обещает.

Люк узнал голос. Они все намерены нанести ему визит? Все Джардины? Кто ударить, кто посидеть у постели. Может быть, и леди Талия скоро появится, принесет ему завтрак на маленьком серебряном подносе и крошечную чашечку чая.

– Я подумал, ты оценишь возможность выспаться, пока она у тебя есть, – сказал Сильюн Джардин, садясь на край кровати. – Кто знает, как обустроен дом Крована в Элен-Дочис, но я сомневаюсь, что он мучает прóклятых восьмичасовым безмятежным сном.

– Крован?

И память вернулась. Жестокий шотландец и лорд Джардин копались в его голове. Голос Аби в темноте. Парламент. Суд.

Допрос и часы забытья, которые последовали за ним. Все всплыло в памяти, и Люк с ужасающей ясностью понял, чтó последует дальше. Его будут судить за преступление, о котором он ничего не помнит, и он станет прóклятым.

– Мне очень любопытно, – продолжал Сильюн, – кто стер твою память. Держу пари, этот кто-то мог бы нам кое-что рассказать. Например, почему ты пальнул в канцлера в разгар бала.

– Я этого не делал, – настаивал Люк, отчаянно пытаясь убедить в этом хотя бы одного из Равных.

– Люк, разумеется, ты это сделал. Но кто наложил на тебя Молчание, лишил тебя памяти об этом поступке и зачем? Кто на самом деле был целью – Зелстон или мой отец? Есть ряд других вопросов: ты согласился на это или тебя заставили? Но боюсь, такие мелочи никого не интересуют.

– Это не мелочи, – возразил Люк. – Это самое важное в этом деле. Я не помню… но все утверждают, что я это совершил. Провал в памяти. Просто черная дыра. Кто-то воздействовал на меня своим Даром. Из чего следует, что меня заставили.

– Из этого ничего не следует. – В голосе Сильюна Джардина послышалась досада. – Тебя могли попросить, и ты мог ответить «да». А затем наложили акт Молчания – удобный способ скрыть и твое согласие, и роль тайного вдохновителя преступления.

– Какой здравомыслящий человек согласится убить канцлера на глазах у всего парламента?

– Представления не имею. Вполне возможно, что какой-нибудь подросток с горячей головой, рассерженный на систему за то, что она разлучила его с семьей. Подросток, нахватавшийся радикальных идей в городе рабов, который несколько месяцев сотрясали беспорядки. Хотя, согласись, все это звучит не очень правдоподобно.

Это было краткое изложение того, как его использовали втемную – как пистолет, с которого стерли все отпечатки пальцев. Его сделали орудием убийства, а судить будут как убийцу.

– Вы сказали, что хотите знать, кто наложил Молчание? Вы можете это выяснить? Можете разблокировать мою память?

– Люк, единственный человек, кто может снять Молчание, – это тот, кто его наложил. Как сказала твоя сестра Абигайл, «это невозможно, так что не стоит суетиться». – (У Люка от ярости сжались кулаки, что его сестру допрашивал этот странный и неприятный парень.) – Но я владею одним маленьким трюком и могу выяснить, кто наложил Молчание. Иногда знать, кому принадлежит секрет, важнее самого секрета.

– Так узнайте, кто это! – Люк поднялся и встал у кровати; руки по швам, словно он позволял Сильюну Джардину совершить ответный выстрел. – Не важно, если это будет очень больно. После того, что ваш отец и его друг делали со мной… я смогу стерпеть многое.

– О, да ты настоящий храбрец, – снисходительно усмехнулся Сильюн Джардин. – Похвально при сложившихся обстоятельствах.

Оказалось, совсем не больно: неприятное ощущение присутствия во внутреннем пространстве постороннего. Сильюн Джардин просеивал личность Люка, словно песок сквозь пальцы. На мгновение Люку показалось, что тело его растворилось. И вдруг стало ясно, что оно ему вообще не нужно.

Волна тошноты вернула его в тело. Он стоял перед Сильюном Джардином, словно просвеченный насквозь полоской света, пробивавшейся между неплотно задернутыми портьерами.

– Довольно неожиданно, – улыбнулся Равный. – Мне нравится, когда люди не те, за кого себя выдают. Это делает жизнь намного интереснее, не так ли?

– Скажите мне, кто это, – потребовал Люк.

– Сказать? Тебе? Нет. Я никому не собираюсь об этом говорить. У каждого свои предметы коллекционирования: кто-то, как мои родители, коллекционирует никчемные фарфоровые статуэтки, винтажные авто и всякий человеческий сброд, а я – чужие секреты. Чем глубже запрятан секрет, тем он ценнее. Думаю, за него я смогу многое получить.

– Вы не можете так поступить! Я буду прóклятым. Вы помогли Собаке, а он свое наказание заслужил. Я же – нет. Так почему вы не хотите помочь мне?

– О, Люк, это не имеет никакого отношения к «заслужил» или «не заслужил». Собака полезен мне на свободе, а ты будешь полезен мне там, куда тебя отправят. И то, что я сейчас обнаружил в твоей голове, тоже будет полезным. Этой ночью мы все хорошо поработали, а я сегодня утром даже кофе еще не успел выпить.

Сильюн Джардин отвернулся, и Люк на него набросился. Правда, как ни старался, ни разу его кулак не коснулся Юного Хозяина. И тут же его отбросило назад, словно долбануло раскачивающимся крюком подъемного крана в зоне «Д».

Люк ударился о стену, голова поплыла от удара, от охвативших его ярости и отчаяния.

Пара потертых сапог для верховой езды медленно подошла к нему и остановилась. Сильюн присел, прямо в глаза Люку смотрели темно-карие, почти черные глаза Сильюна Джардина.

– Благоразумие, Люк, – сказал Равный. – Всегда помни о заклинании. Там, куда ты отправишься, ты должен вести себя благоразумно и быть куда более осмотрительным. Потому что моя игра с тобой отнюдь не закончена.