Кристель Дабо - Память Вавилона [litres]

Офелия шла за креслом Амбруаза, слегка оглушенная его болтовней, и все меньше и меньше понимала это общество, где считалось хорошим тоном вытолкнуть из трамвая иностранку и дурным – заботиться о собственном сыне, где никого не шокировало, что молодая девушка пришла одна в дом к молодому человеку. Теперь ей казалось, что ни Полюс, ни Анима, ни учебники географии не подготовили ее к жизни на Вавилоне. Здешний мир подчинялся другим законам, совершенно не похожим на те, к которым она привыкла.

Первое впечатление переросло в уверенность, когда Амбруаз впустил ее в элегантно обставленную гардеробную и распахнул резные дверцы низких шкафов, приспособленных к размерам его кресла. В них лежала одежда, сложенная идеально ровными стопками и такая же белая, как та, что была на нем сейчас.

– Miss Евлалия, вы должны понять одну вещь: местные жители судят друг о друге по тому, как они выглядят. На Вавилоне действует кроме гражданского и уголовного кодексов в высшей степени строгий дресс-код. Например, мне как бесправному закон предписывает носить только белое. А вы тоже из рода бесправных?

– Э‑э-э… я анимистка. В восьмом колене, – торопливо добавила Офелия, вспомнив свое потерянное фальшивое удостоверение личности.

– В восьмом колене? Ну, при таком неясном семейном статусе вы вполне можете тоже ходить в белом. Размер у вас маленький, но ведь я и сам невысок. Моя одежда вам придется почти впору.

– А вы считаете, что мне приличнее носить мужскую одежду, чем свое платье?

Амбруаз, который в это время разворачивал какое-то длинное белое полотнище, изумленно взглянул на девушку и слегка улыбнулся.

– Прошу прощения, мне, конечно, далеко до отца, который знает нравы и обычаи на других ковчегах. Здесь у нас нет разницы между полами. Если я правильно понял, на вашем ковчеге мужчины одеваются не так, как женщины?

Офелия с трудом сдержала усмешку, на миг представив себе Торна в коротком сером платьице.

– Да, именно так.

– Очень интересно. Тем не менее, miss Евлалия, главная проблема состоит в том, что фасон вашего платья не включен в наш дресс-код. А публичное нарушение этого закона рассматривается как вызов обществу и, конечно, чревато печальными последствиями.

Офелия недоуменно подняла брови. Она и представить себе не могла, что ее старомодное платье, застегнутое до самого подбородка, способно превратить свою владелицу в сомнительную особу.

– Гардероб человека варьируется в зависимости от возраста, профессии и гражданского статуса, – объяснял Амбруаз, роясь в шкафу. – У нас полноправные граждане носят одни цвета, а бесправные – другие.

– Бесправные – это, кажется, те, что живут на Вавилоне, но не являются потомками Поллукса? – уточнила Офелия, вспомнив один пассаж в своем учебнике географии.

– Не совсем так, – ответил Амбруаз, снисходительно улыбнувшись. – Дети Поллукса действительно считаются гражданами по праву рождения, они могут голосовать, избирать и быть избранными. Но гражданином можно также стать за важные заслуги, полезные городу, как в случае с моим отцом. Этот закон действует с тех пор, как Вавилон заключил торговые соглашения с другими ковчегами. Вы, наверно, заметили на улицах представителей многих Семей, которые переселились сюда из разных мест: с Флоры, Тотема, Циклопа, Пломбора, Гелиополиса. Ну и, конечно, бесправных, – добавил он, на сей раз с ноткой пренебрежения в голосе. – Нас зовут Крестниками Елены. У леди Елены никогда не было детей, и она стала официальной крестной матерью всех, кто не принадлежит к потомкам Поллукса. Вы тоже будете считаться ее Крестницей, пока не покинете Вавилон.

Офелия очень надеялась, что избежит такой чести. В последний раз, когда она попала под опеку Духа Семьи, это едва не стоило ей жизни.

– Но вернемся к одежде, – сказал Амбруаз, снова ныряя в шкаф. – Вы должны помнить, что каждое украшение, каждая деталь вашего костюма имеет вполне определенное значение. По сути дела, это особый код! И если вы рассчитываете прожить на Вавилоне подольше, советую вам усвоить наши местные обычаи, чтобы избежать недоразумений.

Офелия всегда надевала не глядя первое попавшееся платье, но теперь поняла, что раствориться в толпе Вавилона не так-то просто: для правильной экипировки ей понадобится немало усилий.

– А как поступают с теми, кто одевается вразрез с правилами?

– Они должны заплатить штраф городу. И чем серьезнее нарушение, тем выше штраф.

Девушка выронила стопку одежды, которую вручил ей Амбруаз. Печально было сознавать, что, родившись с нормальными руками, каждая на своем месте, она еще более неуклюжа, чем он.

– Оставайтесь у нас ночевать, – предложил ей юноша, взглянув на меркнущий дневной свет за окнами. – А завтра, с утра пораньше, мы отправимся на поиски вашей сумки.

– Но Мемориал… Разве в него невозможно попасть уже сегодня?

Амбруаз изумленно воззрился на свою гостью.

– Да он закроется раньше, чем мы туда доедем. Я вижу, это место сильно привлекает вас. Что именно вы хотите там найти?

– Это… личное, – ответила Офелия и тут же упрекнула себя за резкость, увидев, как с лица Амбруаза сбежала улыбка.

– О, простите мою нескромность. Идите за мной, miss, вам, наверно, нужно умыться и отдохнуть. И, я думаю, вы проголодались. Разделите со мной ужин?

Офелия подобрала с пола упавшие вещи, поправила очки и взглянула на кресло, которое, мерно поскрипывая, уже катилось к двери.

– Амбруаз!

– Да, miss ?

– Скажите, почему вы мне помогаете?

Колесики кресла внезапно замерли, взвизгнув на мраморном полу, но Амбруаз не обернулся. Офелия издали увидела, как его необычные руки вцепились в подлокотники.

– Потому что вы не робот.

Офелия никак не могла заснуть. Она то и дело открывала и закрывала крышку часов Торна, даже не глядя на циферблат, а просто желая услышать знакомый щелчок.

Щелк-щелк… Щелк-щелк…

Девушка откинула простыню и устремила близорукий взгляд на пятнышки света за окном, еле видные сквозь москитную сетку, пытаясь определить, что это – звезды или уличные фонари. Легкий ветерок, скользнувший в окно, разносил по комнате свежий аромат эвкалиптов. Ночную темноту пронизывало стрекотание цикад.

Щелк-щелк… Щелк-щелк…

Офелию пробирала дрожь. И хотя днем солнце немилосердно опалило ее лицо, сейчас она чувствовала себя оледеневшей. Этой ночью пустота, разверзшаяся у нее внутри, стала такой невыносимой, словно из жизни девушки исчез не только Торн, но и частица ее самой. И теперь затылок Офелии, прежде защищенный густыми спутанными волосами, помнивший касания старого ленивого шарфа или, в редких случаях, ласку жестковатых рук тетушки Розелины, овеивал лишь прохладный ночной воздух.