Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Руди посмотрел на него.

– Пострадают люди.

– И это должно меня удержать?

– Ну, на твоем месте большинство нормальных людей хотя бы задумалось о том, что они делают, – но нет, я просто констатирую факт. Люди пострадают, если это зайдет слишком далеко.

Тоомас с такой силой запихнул кулаки в карманы парки, что Руди услышал, как рвется шов. Он отошел на пару шагов.

– Это правительство, пап, – сказал Руди. – Они не могут заставить министерство уволить тебя, потому что это будет слишком очевидно, но у них много и других возможностей. Ты даже не представляешь.

– Марет нашла на нашем компьютере детскую порнографию, – сказал Тоомас.

Руди внимательно посмотрел на отца.

– А, – Тоомас раздраженно отмахнулся, – не мою. Подбросили. Очередная реплика в нашем диалоге.

– Что ты сделал?

Тоомас пожал плечами.

– Отформатировал диски, потом вынес и уничтожил их физически.

– Надеюсь, ты постарался.

– Забросил в древорубку.

– Сойдет, – согласился Руди. Тоомас вперил в него взгляд.

– Тебе это будто нравится.

– В этом есть что-то забавное, но нет, на самом деле мне это не нравится. И это еще не всё, ты же понимаешь. Где-нибудь в секретном онлайн-хранилище найдется еще и порно, следы которого выведут на тебя и пароль к которому будешь знать только ты.

– Знаю. Они просто дают мне понять, что все готово, и им останется только приказать, чтобы дискредитировать меня, если понадобится, – Тоомас вздохнул. – Марет… Марет сказала, что поверила мне, когда я объяснил, что ничего об этом не знаю. Сказала, что поверила, когда я объяснил, что мне это подбросили. Но я видел ее взгляд – она сомневалась.

– О, – Руди нахмурился и потер лицо.

– Эти ублюдки встали между мной и моей подругой, – сказал Тоомас. – Если они придут за мной – я могу смириться. Я уже взрослый мальчик и знаю правила игры. Но втягивать Марет… – он покачал головой. – Нет. Этого я не потерплю.

– Это мог быть ход, чтобы спровоцировать тебя на какую-нибудь глупость, – предупредил Руди. – Чтобы ты сделал всю работу за них.

– Чего им переживать? У них достаточно ресурсов.

– Это снижает степень их участия. Чем меньше им приходится делать самим, тем меньше останется материала для любопытных журналистов, когда все кончится.

Плечи Тоомаса обмякли.

– И что мне теперь делать?

– С порнографией? Ничего уже не поделать. Ее не найти, потому что мы не знаем, где она. Мы не можем загуглить твое имя, добавить «детская порнография» – и вот она, лежит на сервере в чулане в Душанбе или Буэнос-Айресе. Тебе придется играть на опережение. Писать на новостные каналы. Рассказать, что ты нашел на своем компьютере. Рассказать о подозрениях, что существует еще тайник, который только и ждет, когда его «обнаружат», чтобы очернить твое имя.

– Они будут все отрицать.

– Конечно. Но им все-таки будет уже труднее вдруг «найти» порно так, чтобы это выглядело правдоподобно. И ты вступишь в диалог. – Руди провел рукой по волосам. – Нет, вы только послушайте меня! Пришел тебя отговаривать, а сам даю советы.

– А ты со своими друзьями можешь мне помочь?

Руди почувствовал холодок.

– Пап, я шеф. И друзья у меня шефы. Можем тебе что-нибудь приготовить.

– Франсес говорит, ты служишь в разведке.

О, так вот в чем дело. Он незаметно выдохнул с облегчением, а потом разразился искренним смехом.

– Нет, пап, я не из разведки. Я просто готовлю еду.

Тоомас переменился в лице.

– Я думал…

– Нет, – сказал Руди, впервые за много лет почувствовав нечто, отдаленно напоминающее симпатию к отцу. – Просто повар.

Тоомас поморщился:

– А, ты бы иначе и не сказал.

Руди обреченно развел руками.

– Просто повар, – повторил он. – А будь я в разведке, я бы работал на правительство, и тогда я был бы самым последним человеком, которого стоит просить о помощи.

– Значит, это правда? Выходит, ты кукушонок в моем гнезде?

Руди шлепнул себя по лбу.

– Пап, нет! Я никакой не разведчик. Я шеф, – он потер глаза. – И для тебя единственный способ выпутаться – это остановиться.

Тоомас покачал головой.

– Не вариант.

– Пошли им весточку. Скажи им, что готов на компромисс.

– Никаких компромиссов.

– Скажи им… – он поискал слова. – Скажи, что ты пойдешь на попятную, если они гарантируют сохранение части парка. Скажи, что ты согласишься на это, а остальное пусть забирают под свои отели и арены, – он широко развел руками. – Парк большой, пап.

Тоомас не прекращал качать головой.

– Нет. Нет. Нет. Никаких компромиссов. Никакой капитуляции. Они больше не наложат свои грязные лапы ни на один квадратный миллиметр этого места. Они вогнали клин между мной и Марет, и я не буду просто сидеть, пока им все сходит с рук. Кто-то из нас получит парк, а кто-то – ничего. Только так все и кончится.

– Кончится все твоей смертью, – сказал Руди.

Тоомас резко прекратил качать головой. Он посмотрел на сына, потом подошел к нему, и они оказались почти вплотную друг к другу.

– Думаешь, мне на это не наплевать, мальчик? – рявкнул он.

– Если ты продолжишь в том же духе, это будет катастрофа, – рявкнул в ответ Руди. – Серьезно. И не только с тобой. И с Ивари, и с Франсес, и с Марет, и со всеми, о ком ты заботишься.

Тоомас склонил голову набок и взглянул на Руди.

– Тебе кажется, что у нас есть шанс.

Руди вперил в него взгляд.

– Судя по тому, что говорил Ивари, – да, есть. И они думают, что есть, иначе бы не стали начинать диалог.

Тоомас ткнул Руди в грудь костлявым указательным пальцем.

– Им страшно, – ликующе воскликнул он. – А когда людям страшно, они совершают ошибки. Мы можем победить, мальчик.

– Если им и страшно, то они очень могущественные перепуганные люди, а это самое худшее, – ответил Руди. – Будешь их провоцировать – они тебя просто раздавят и заживут себе дальше, будто тебя и не было.

– Думаешь, я испугаюсь?

– Думаю, что должен.

Тоомас долго молча смотрел на сына. Наконец покачал головой.

– Я не остановлюсь. В среду вечером у нас встреча в конференц-центре. Приходи.

– В среду я еду в Таллин, – сказал Руди. – И не знаю, когда вернусь.

Тоомас пожал плечами.

– Как знаешь, – развернулся и направился к «хамви».

Руди слушал, как заводится мотор, слушал, как старик мучительно разворачивал машину чуть ли не на три четверти, а потом уехал по дороге. Ждал, когда заглохнет звук мотора. Затем подождал еще пару минут, просто глядя на море. Потом достал телефон и набрал номер.

Когда ему ответили, он сказал: «Боюсь, Лоуренс слег с пищевым отравлением и не сможет прийти сегодня вечером», – повесил трубку и еще долго стоял и смотрел на море.

Прошло немало времени с тех пор, как он был в Таллине. Если не считать вчерашний прилет в Юлемисте и такси прямиком до трамвая в Палмсе. Он не знал, радует его или раздражает то, что ничего как будто не изменилось. Город выглядел более-менее таким же, каким он его запомнил. Может, чуть больше офисных зданий. Порт не изменился совсем, как и старый город. Сюда все еще заносило даже полупьяные английские мальчишники. Проходя мимо Hotell Viru, он заметил полдюжины молодых людей в теплой одежде и разноцветных вязаных шапках, вываливающихся с песнями из дверей здания советской эпохи. Он остановился через улицу и смотрел, как они гуляют. Потом поднял взгляд на фасад старого отеля «Интурист». Легенда гласила, что КГБ установил жучки в каждом номере – давно, когда еще люди думали, что это имеет какое-то значение. Он спросил себя, правда это или нет: кто-нибудь наверняка проверял, когда русские ушли.