Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Лев опустился с полными слез глазами, зная, как близок он был к тому, чтобы согласиться всего за пару стаканов.

– Я уже… – Он шмыгнул носом и вытер глаза. – Я уже давно этим не занимался. Вдруг у меня не получится вам помочь.

– Тогда, может быть, плата за консультацию, – ответил прибалт. – Ежедневная. Может быть, так честнее.

Лев кивнул.

– Согласен на это.

– Прежде чем начать, должен предупредить вас, что это может быть опасно.

– Опасно?

Впервые прибалт показался несколько смущенным.

– Не знаю, чем или почему, но это может быть опасно. Хотя это моя проблема, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить вас во время работы и после, – он моргнул. – Если вы встанете и уйдете прямо сейчас, я не обижусь.

Лев задумался. Почти на секунду. Махнул рукой – наследник ЧК, НКВД, КГБ, дитя «Энигмы» и Колосса.

– Мне больше нечего бояться, – сказал он и внутренне поморщился. Как это по-русски.

Прибалт казался печальным.

– Что ж, будем надеяться, вам не грозят новые открытия в этом направлении. Вам что-нибудь понадобится?

Лев посмотрел на него, удивляясь, как жизнь вдруг приняла новый поворот.

– Мне нужно забрать мой ноутбук у господина Кошгеряна, – сказал он.

Ноутбук Льва был целиком сделан из ткани. Он наводил на мысль о рекламе кондиционера для белья. Клавиатура представляла собой коврик с вышитыми буквенно-цифровыми символами, а принтер/сканер/копир можно было перепутать с разноцветным полотенцем для рук. Скатанный и сложенный в маленькую сумку-кисет, он казался подушечкой, на которую люди кладут голову во время длинных путешествий на автобусах. Руди никогда не видел ничего подобного.

– Когда-то мы творили чудеса, давным-давно, – в голосе Льва слышался призрачный отголосок гордости. – И никому об этом не рассказывали.

– Как оно работает? – спросил Руди, задумавшись о патентах. Лев пожал плечами.

– Не знаю. Просто вставляешь один конец в розетку, другой – в развлекательный центр – и работает. Можно даже постирать, но если вода слишком горячая, то она уничтожит нити памяти и процессора, и тогда на руках останется только милый половичок. Нужно купить для него кабели. И внешний жесткий диск. Большой жесткий диск.

– Не проблема.

Лев провел пальцем по плетеной поверхности.

– Никогда бы не смог его продать. Может быть, и закладывал время от времени, но продать – нет. Однажды думал отнести его какому-нибудь крупному производителю электроники, продать технологию. Но мои бывшие работодатели узнают об этом и пришлют кого-нибудь меня убить. Кого-нибудь вроде вас.

Руди посмотрел на маленького русского. «Пришлют кого-нибудь меня убить». Лев не казался грустным или злым, говорил скорее обыденно, как отец, который увидел прогноз погоды и понял, что семейный пикник придется отложить из-за дождя. И что это значило – «кого-нибудь вроде вас»?

– Хотите выпить? – спросил он. Лев покачал головой.

– Мне нужно работать.

Руди сомневался, что Льву придется беспокоиться о прежних работодателях. Последний раз, когда он был в России – вернее, Европейской России, как тогда начали называть эту страну, – местные разведывательные службы не производили большого впечатления.

Руди снимал номер в одном из роскошных отелей в Новом городе, так что Лев переехал туда со своими пожитками – несколькими книжками, старым айподом, сумкой с одеждой. Уладив формальности и получив деньги на руки, Лев сел и открыл матерчатый ноутбук. Когда все было готово, он сказал:

– Показывайте, что у вас там никто не может расшифровать.

Руди достал из-за софы тяжелый на вид дипломат и открыл, проведя картой-ключом по боку и набрав длинную комбинацию на замке. Достал свернутую в рулон бумажную карту и две старые книги: одна была толстая, в мятой картонной обложке, другая – тонкий блокнот в кожаном переплете.

– В случае, если вам нужен контекст, – сказал он, передавая блокнот, – это карта Линии. Стандартная, купить можно где угодно. Это, – он поднял толстую книгу, – расписание железнодорожных поездов юга Англии за 1912 год. А что это такое, я понятия не имею.

Лев взял блокнот и открыл. Внутри за обложку были заткнуты пять листов бумаги с печатными столбцами цифр и букв. Нет, не просто печатными… Лев провел кончиком пальца по обратной стороне одного из листов, почувствовал легкую выпуклость машинописи. Это было напечатано очень давно.

Он отложил их и пролистал блокнот. Новые колонки цифр и букв, тесно написанные чернилами, уверенным и разборчивым почерком. Он проверил обе обложки и форзацы, но там не было ни карандашных черновиков, ни абстрактных расчетов, которые могли бы дать намек на использованный шифр.

– Это займет какое-то время, – сказал он. Руди пожал плечами и похромал изучать бар в номере.

– Пусть это займет столько времени, сколько нужно, профессор. Я знаю, что в этом деле торопиться нельзя.

Лев пожал плечами. Раскатал ноутбук и сканер, подключил только что купленный жесткий диск и завел.

Особый интерес для исследователей картографии представляет Лист 2000, так называемый Лист Миллениума, – единственный сохранившийся лист, выпущенный после Альтернативной съемки, начатой генералом Х. Уиттон-Уайтом в 1770 году.

Неизвестно, почему генерал Уиттон-Уайт предпринял собственную съемку Британских островов, если в то же время эта работа выполнялась Британской геодезической службой.

Остается тайной и большая часть семейной истории. Нам известно совсем немного об истоках Уиттон-Уайтов. В книге Брайса «Великие семьи графства Стаффордшир» (Angel and Pediment, 1887 г.) семья удостоилась только сноски к статье о Брейсвеллах из Лика. В издании 1888 года в этой сноске упоминается слух, бытовавший в графстве за век до издания: что для Уиттон-Уайтов «ввиду тяжкого недуга настали трудные времена», вынудившие их продать свое поместье «Точильщики» семейству Брейсвеллов и переехать в Лондон. В более поздних изданиях Брайса сноска опущена.

В Cartographie Anglaises Сейше (Spurrier, 1901 г.) Уиттон-Уайт упоминается главным образом благодаря его «эксцентричной системе нумерации листов»: оказывается, листы получали первый же номер, который приходил генералу в голову в день публикации. Некоторые номера растягиваются на много знаков (сорок семь в случае листа Бирмингема), так что позже для легкости каталогизации листам назначались сокращенные номера – так называемые номера Уайта.

Что касается самой Съемки, то подробности известны только о поздних стадиях. Существует масса апокрифических историй о беловолосом человеке, исходившем западные острова Шотландии или Йоркшир-Дейлс с теодолитом в руке и – по крайней мере, в первые дни Съемки – в сопровождении небольшой армии помощников, вызванных из его утраченного поместья в Стаффордшире.