Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Позже Станислав перешел к маленьким животным, ловил и увечил собак и кошек. К тому времени он уже оставил попытки впечатлить девчонок. А позже девчонки сами стали его целью. Он убил пятнадцать, прежде чем его арестовали. Павел видел его глаза на суде, и время от времени замечал что-то от Станислава в глазах Галины.

Его поражало, что собака узнавала слово «деревня» и проявляла такой интерес. Он никогда не брал ее в деревню – не смел, а то вдруг ей захочется отведать какого-нибудь ребенка. Он покачал головой и бросил в сторону собаки грязную тарелку. Собака не обратила на нее внимания и продолжала буравить его взглядом.

– Я тебя не возьму, засранка, – злобно сказал ей Павел. – Тупая бесполезная скотина.

Галина посмотрела на него еще, затем как будто немо пожала плечами и вернулась к кофе, словно совершенно забыв о его присутствии.

Павел подумал, что уже забыл, когда в последний раз посещал деревню. Ему казалось, где-то в конце весны или начале лета. С другой стороны, может, и еще раньше.

Неважно. Зайдя в сарай, он обнаружил, что от его велосипеда никакого толку. Обе шины спущены, а почти на всех металлических поверхностях ржавчина. Он не помнил, когда порвалась цепь, но вот она – никчемно болтается. Он постоял, сунув руки в карманы толстой рубашки, таращась на велосипед, висевший под потолком сарая. Стоял долго, вспоминая и не в силах вспомнить, когда он в последний раз садился на него. Явно очень давно.

Бог с ним. Он вернулся к домику смотрителя и нашел под кучей лохмотьев пару ботинок покрепче, только слабо припорошенных плесенью. Завязал шнурки, надел куртку, накинул рюкзак на плечо и двинулся по тропинке, что вела к проселку, что вел к дороге, что вела к деревне.

В деревне было около семидесяти жителей. Она могла похвастаться баром, магазином и гаражом, которыми заправлял один человек, а также почтой, ей руководила серая нервная женщина, она то ли приехала, то ли была выселена сюда из Варшавы двадцать лет назад. Павел всегда думал, что она уедет, так что не трудился запоминать ее имя, но год за годом она оставалась на месте, терпеливо получая его почту и ожидая, когда он придет за ней в деревню.

– И как мы сегодня, господин Павлюк? – прощебетала она, пока он изучал кучу конвертов, посылок и бандеролей, скопившихся в чулане почты с тех пор, когда он в последний раз приходил в деревню – и ему подумалось, что приходил он очень давно.

– Мы? – пробормотал он. – Мы? Я в порядке, а про вас не знаю. Новак заходил?

– Я видела господина Новака всего минут за десять до вас, – сказала женщина. – Он шел в э-э… – она кивнула на бар.

– Вот, соберите все это в сумку, – сказал он, сунув ей пачку конвертов. – Я вернусь попозже, – и потопал по ступенькам почты, через дорогу и в бар.

Внутри за столом сидел Новак, глядя на бутылку «Выборовы» и два стакана.

– Слышал, что ты в округе, – сказал он. – Выпьешь?

Павел подтянул стул, сел и смотрел, как Новак наполняет оба стакана водкой. Они выпили в молчании, и Новак наполнил их заново.

– Итак, – сказал он, доставая конверт из кармана куртки, – писатель.

– Писатель, – Павел взял конверт, изучил его содержимое, извлек деньги и сунул в карман.

– Забронировал сторожку на шесть недель, – продолжал Новак. – Говорит, ему нужно уединение, чтобы закончить последний роман. Ну его на хрен.

– Ну его на хрен, – согласился Павел, и оба опять опорожнили стаканы, и опять Новак их наполнил.

– Но платит полную стоимость, – сказал Новак. – За всю сторожку, не только за первый этаж.

– Когда приедет? – Павел не был лентяем, но уже мог предвидеть, как тяжело ему будет проводить дни за уборкой. Давненько он не приводил сторожку в порядок.

– Пятница.

– А сегодня что? Понедельник?

– Среда.

– Черт, – Павел снова опустошил стакан.

– Говорит, ему особого отношения не нужно, – сказал Новак. – Говорит, будет сам себе готовить, – и оба рассмеялись, потому что последний, кто сказал, что может готовить себе сам, чуть не спалил сторожку.

Павел просматривал документы на аренду, которые вынул из конверта, – бизнес Новака по сдаче сторожки был слишком хилым, чтобы пользоваться читалками, планшетами или смартфонами.

– Что-то имя не узнаю, – сказал он.

– Писатели, – сказал Новак. – Ну их на хрен.

– Ну их на хрен, – согласился Павел, и они снова выпили. Павел поднялся и застегнул куртку.

– Тогда придется готовиться к его приезду.

Новак налил себе еще.

– Придется.

Снаружи Павел приосанился и зашагал через улицу на почту, где поворчал на женщину за стойкой, пока она не отдала ему сумку с почтой. Потом направился в лес, выбрав самую прямую дорогу.

Турист был очень молодым. Бородатый, он хромал и делал вид, что прожил тяжелую жизнь, но Павел, у которого тоже жизнь была нелегкой, видел разницу. Турист – этот писатель – был всего лишь мальчишка.

Он прибыл рано поутру, когда Павел сидел в туалете. Он услышал, как хрустят ветки и листья под ботинками, и, когда застегнулся и вышел, его уже ждал парень в джинсах и черной утепленной лыжной куртке, с большой оливково-зеленой брезентовой сумкой на плече, он опирался на трость и ухмылялся.

– Эй, – сказал Павел, направляясь к нему. – Это частная собственность.

– Я знаю, – сказал парень, улыбаясь и протягивая руку. – На ближайшие несколько недель это будет моя частная собственность.

Павел никому не пожимал руки. Ему казалось, что это привычка городских, которые не верят, что у встречного нет оружия.

Если это как-то и задело паренька, то он не подал виду. Продолжая улыбаться, сунул руку обратно в карман, обвел тростью сторожку.

– В неплохом состоянии, – прокомментировал он.

– Что у тебя с ногой? – спросил Павел.

Парень посмотрел на ногу, потом на Павла и ухмыльнулся.

– Знаешь, ты один из очень немногих, кто спросил об этом. Большинство думает, что мне не захочется об этом говорить. Несчастный случай во время полета на воздушном шаре.

Павел поднял бровь.

– Воздушный шар.

– Небольшая ошибка при расчете соотношения веса и подъемной силы, – он заговорщицки наклонился. – Если быть честным, я уже слишком стар для этой фигни.

Павел пожал плечами.

– Тогда я и начал писать, – продолжал парень, взявшись обходить сторожку в сопровождении Павла, – пока лежал в больнице, – он обернулся и подмигнул Павлу. – Совет бывалого, господин Павлюк. Если вам скажут, что эти костоправные приспособления безболезненны. Врут и не краснеют. Вот, возьмите часы, – и он весело достал из кармана сложную пластмассовую шкатулку с самыми уродливыми часами из всех, что видел Павел, – громоздкой аляповатой штуковиной с жирным пластиковым браслетом.