Сара Холланд - Узники времени и крови [litres]

И мамина статуэтка, снова превратившаяся в камень.

Я дрожу и, обняв себя за плечи, стараюсь согреться. Неужели отец пытался скрыть от меня какую-то связь с самой Колдуньей?

Каро рядом со мной начинает ворочаться, потому что во сне я скинула одеяло, раскрыв нас обеих. Руки Каро холодные. Укутав ее потеплее, я впервые замечаю, как она бледна.

Мысли беспорядочно скачут. Ее поймали возле хранилища только вчера. После времени, проведенного в погребе с мавой, у меня ушли дни на то, чтобы полностью отмыть руки. Я с сомнением смотрю на ее бледные ладони, затем аккуратно, чтобы не разбудить, закатываю ей рукава и замираю: нет никаких следов сбора времени: ни пореза, ни перевязки.

Она солгала. Или кто-то заставил ее это сделать. Что бы ни случилось с Каро, это не то, что мне сказали.

Ложь, темная, непрозрачная, как река, полная ила, сквозь который не видишь дна, струится по телу, словно мое собственное время, превратившееся в жидкий металл в моих венах.

Строчка из блокнота Лиама, или моих снов, или моего прошлого проникает в мысли.

– Змея , – говорит Лиса, – что ты наделала?

Должно быть, это какая-то ошибка.

Аккуратно, стараясь даже не дышать, чтобы не разбудить Каро, я встаю с кровати и выхожу.

Бреду по едва освещенным коридорам. Лишь несколько факелов горят, отбрасывая в пустых помещениях жутковатые отсветы, а единственные звуки – это треск пламени и мои неуверенные шаги.

Голова идет кругом от беспорядочных мыслей: обман Каро, тайна папы, его ложь во благо, обманное заклинание так называемой ведуньи и его действие на меня; то, как время неправильно вело себя вокруг меня всю жизнь.

Постоянные сны о девушке, желающей убить меня, и остальные кошмары о побеге от темной фигуры, которые мы с папой решили не брать в расчет, списав все на повышенную тревожность. Даже обрывки слов и изображений из моих любимых детских историй о Лисе и Змее, те, что Лиам записал в своей книжечке…

Все эти вещи как-то связаны вместе, но как? Понимание того, что папа всю жизнь врал мне, сродни тому, как смотреть вниз, ожидая обнаружить под ногами твердую землю, а вместо этого видеть лишь воздух.

Мне нужно пробраться в хранилище, чтобы понять, почему соврала Каро и ради чего умер папа.

Я поворачиваю ручку, и еще одна строчка всплывает в памяти, заставляя поежиться от холода.

– Лиса, – говорит Змея, медленно обвиваясь вокруг сердца своей подруги, – пришло время нам узнать правду.

В темноте пустых коридоров, увешанных зеркалами и портретами покойных Герлингов, расстояние до хранилища кажется бесконечным, и, как бы я ни ускоряла шаг, мне никак не удается его преодолеть. Ветки деревьев скребутся в окна, а вдалеке завывает ветер, словно сама зима царапается в каменные стены Эверлесса, желая найти трещину, через которую сможет проникнуть внутрь и схватить меня.

Каро не заходила в хранилище. У нее вообще не отнимали времени.

За окном все еще ночь. Я прохожу мимо спален, за дверями которых слышится возня служанок, начинающих работать засветло, поддерживая огонь в каминах Герлингов, чтобы аристократы не почувствовали утреннего холода, покидая теплые постели. Мне кажется, звуки доносятся издалека. Мысли несутся, подгоняемые непрошедшим после тревожного сна возбуждением, словно я еще не проснулась, хотя глаза широко открыты.

Коридорами для слуг я спешу к крылу, где находится хранилище, стараясь держаться как можно незаметнее: неизвестно, где прячется Лиам Герлинг, если не спит.

В пустом коридоре хранилища тишина, лишь пылинки кружатся в тусклом лунном свете, льющемся сквозь окна. Застыв перед массивной лакированной дверью, я задумываюсь о том, как мало у меня власти. Дверь очень искусно украшена различными картинами: с птицами, змеями, драгоценностями, сыплющимися из чаш, которые ниже превращаются в фигуры людей – женщин в шелковых платьях, кружащихся в хороводе. Если смотреть на дверь издалека, можно увидеть лицо с драгоценным камнем в форме сердца во рту. Этот образ заставляет меня вспомнить об Ине, гадая, что она подумает, когда вернется из поездки с Королевой и Роаном и узнает о наказании Каро… и обо всем, что за этим последовало.

Положив руки на гладкое дерево – на ощупь она твердое как камень, – я толкаю дверь, но ничего не происходит: не слышно ни скрипа, ни грохота, а ладони остаются чистыми.

Я наклоняюсь и вижу едва заметные маленькие механизмы, вплетенные в резной рисунок двери, спускающийся вниз, словно серебряная вышивка по плащу вельможи. Я скольжу по ним взглядом и замечаю тонкую красную неглубокую бороздку. По спине пробегает холодок.

Лиам говорил, чтобы открыть дверь, нужно пожертвовать кровью и временем, но никто не знает, как велика жертва. До сегодняшнего дня я никогда не пошла бы на такой риск. Но теперь нисколько не сомневаюсь и продолжаю водить пальцами по панели, осторожно исследуя ее устройство.

Несомненно, стенки маленького канала красновато-бурые не от времени. Наверху находится небольшая ручка в форме хвоста скорпиона, острого как лезвие. Его назначение ясно. Всего лишь плата кровью, но ее может позволить только тот, кто не жалеет времени. Жестокая, элегантная, совсем как Герлинги.

Я провожу кончиками пальцев вдоль канала, гадая: есть ли в нем кровь папы? Злость, страх, горе одновременно пронзают меня. Я прислоняюсь головой к двери и выплескиваю все эмоции в одном сдавленном всхлипе. Папа не мог не знать, как устроена дверь, и понимал, как близок к смерти, но все равно решил, что риск оправдан.

Не оставляя себе возможности передумать, я тянусь и прижимаю палец к жалу скорпиона. Меня бросает в жар – удивительно неприятное ощущение испытываешь, когда время вытекает из твоей крови. Правда, голова кружится не так сильно, как в тот раз, когда Вик забрал сразу десять лет.

А потом что-то за дверью щелкает. Когда я нажимаю руками на полотно, оно поддается без сопротивления, а руки сразу становятся фиолетовыми. Мгновение я восхищаюсь механизмом и его создателем, а потом восхищение превращается в злость. Я ступаю в темноту, оставляя дверь чуть приоткрытой, чтобы не оказаться в ловушке.

Постепенно мои глаза привыкают, и я могу различить каменную лестницу, подсвеченную факелами, очень похожую на ту, что ведет в покои леди Сиды. Я карабкаюсь вверх, пока не оказываюсь на площадке в абсолютной темноте, беру один из факелов из крепления и поднимаю высоко над головой.

Моему взору открывается странное зрелище: комната из темного камня, без окон, со светящимся, покрытым плитками полом. Стены по форме напоминают башню: комната, наверное, всего лишь шагов двадцать в диаметре, а вот потолок уходит высоко вверх.

Присмотревшись, я замечаю, что земля под моими ногами выложена не плиткой, а кровавым железом всех размеров и цветов, перемешанным с другими сокровищами: золотые и серебряные чаши, жемчуг и кольца, неограненные драгоценные камни разбросаны по полу как мусор. На стене развешаны покрытые ржавчиной церемониальные мечи с тупыми от времени лезвиями.