Сара Холланд - Узники времени и крови [litres]

Папы больше нет, и деньги для меня практически ничего не значат. Я не испытываю никакого желания наклониться и наполнить карманы месячными и годовыми монетами, как сделала бы раньше. Я осматриваю комнату в поисках чего-то, что позовет меня, напомнит о папе и о том, почему он приходил сюда и за что умер. Но ничего не могу найти.

От горького разочарования, настигшего меня, становится трудно дышать.

Но потом кое-что на одной из полок привлекает мое внимание: древняя на вид книга. Я подхожу ближе, пиная кровавое железо по пути. Зачем хранить среди всех этих богатств простую книгу? Сердце бешено стучит. Я открываю ее и чувствую знакомый запах соломы, железа и древесного дыма. Первая страница пуста. На ней лишь нацарапано незнакомым косым почерком: Антония Ивера .

Имя незнакомое, но отчего-то мне все равно тревожно.

Я замечаю, что кто-то вырвал соседнюю страницу, достаю из кармана мамин портрет, который всегда ношу с собой, и приставляю его – он идеально подходит.

Так, значит, отец умер за эту книгу!

Я перелистываю страницы и вижу на полях многочисленные рисунки спиралей, деревьев и лесных жителей. Эти рисунки мне знакомы, ведь все они мои.

Из глубин памяти всплывают воспоминания: я сижу у папы на коленях, пока он читает мне о Лисе и Змее своим глубоким, ритмичным голосом. Тьма коснулась наших жизней, но ничего непоправимого пока не произошло. Я утаскиваю книгу в кровать, чтобы оставить свой след на страницах. По непонятной причине папа никогда не возражал. Держать эту книгу – словно на мгновение снова стать той Джулс, которая никогда не лгала, не знала голода, не скучала по родителям и не заключала ужасных сделок с совестью.

Я переворачиваю первую страницу, чтобы почитать истории, но, пока читаю, кажется, что чернила растекаются и строчки плывут перед глазами. Сознание затуманивается. Я не успеваю заметить, когда реальность уступила место видениям, но после моего опыта с ведуньей готова к этому и, хотя страшно напугана, заставляю себя не отключаться. Я просто стою и позволяю воспоминаниям проноситься сквозь меня.

Перед моими глазами девочка, намного младше меня сегодняшней, темные волосы скрывают ее лицо. Она сидит, прислонившись к стене и обхватив руками колени, наполовину освещенная пламенем свечей. Запястья скованы тяжелыми железными цепями. Она роняет голову на руки.

– Мы никогда отсюда не выберемся, да? – ее голос знаком мне так же, как биение собственного сердца.

Когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, то ощущаю тяжесть цепей на своих запястьях. Затем протягиваю руку, касаясь ее плеча, и обещаю, что мы выберемся, ведь у меня есть идея.

Это правда. Идея зреет в глубинах моего разума, пока едва различимая, как камни на дне бегущего ручья.

Одна картинка сменяет другую: снова пламя свечи, под мышкой зажата книга, а в руках тоненькое перо. Сквозь затуманенное сознание я чувствую, как болит рука, и замечаю пятно крови в углу кремовой страницы. Хотя кожаная обложка книги выглядит новее, я знаю, что это та же книга, которую я сейчас держу в руках, стоя посреди хранилища Герлингов. Связь поражает меня: словно со стороны я наблюдаю за собственной рукой, которая начинает выводить пером знакомое название: Брайарсмур.

Брайарсмур . Только это слово имеет хоть какой-то смысл. Я цепляюсь за него.

И вот уже бегу через древний лес. Ветви хлещут по лицу, корни словно пытаются дотянуться и схватить за лодыжки. За спиной лай собак, крики охотников. Впереди видны город, просторная зеленая лужайка, статуя Колдуньи на площади. Все, кого я люблю, – там. Брайарсмур , шепчет голос. Если я доберусь туда, то смогу их спасти, смогу спасти себя. Каждый шаг, каждое биение сердца, каждый тяжелый вдох отзывается одинаково: мой друг, мой друг, мой друг, мой друг. Что ты наделала?

Потом до моих ушей доносится совершенно иной звук, не из мира видений. Резко открыв глаза, я не сразу понимаю, почему лежу на полу, устланном кровавым железом, а драгоценный камень больно впивается в щеку.

Постепенно звук шагов возвращает меня в реальность. Свет факелов озаряет лестничный колодец, и я вижу тени людей на стене, слышу голоса: стража Эверлесса.

Я оставила дверь открытой, и любой мог это заметить. Глупый поступок, из-за которого я теперь могу умереть!

Когда кто-то появляется в дверном проеме, я поднимаю руки. Мозг в панике начинает убеждать, что если я не вижу пришедших, то и они меня – тоже. Повисает тишина, и я жду, что вот-вот раздастся крик и чьи-то руки схватят меня и поволокут прочь.

Но ничего не происходит. Я опускаю руки и вижу мужчину, выглядывающего из дверного проема. Он замер, не дышит, и даже пламя его факела не колеблется.

Нет времени размышлять, кто передо мной. Вместо этого я аккуратно крадусь по ковру из драгоценностей и обхожу этого и других стражей, расположившихся за ним на лестнице, осторожно, чтобы никого не задеть, а потом бросаюсь прочь. Сзади меня раздается шум.

Только оказавшись на лужайке, на полпути к конюшням, я понимаю, что книга осталась там.

Ветер пробирает через плащ до самых костей. Кобыла подо мной идет галопом, камушки вылетают из-под ее копыт, пока мы несемся по пустой дороге. Все тело болит, и нужно бы остановиться и принять кровавого железа, которое я не смогла отдать Каро, но желание покинуть Эверлесс берет верх надо всем остальным. Нелегко было оседлать коня, держаться в седле прямо и лгать стражникам у ворот, но страх придал мне дикой энергии.

Теперь адреналин уходит, и я чувствую себя такой изможденной, что боюсь заснуть прямо на спине кобылы, несмотря на морозный воздух, обжигающий руки и шею. Но почему-то я знаю, куда ее направить, и, кажется, проходит всего пара минут, прежде чем лошадь резко останавливается.

Пустынные поля раскинулись по обеим сторонам дороги, нетронутый снег искрится в лунном свете. В сотне метров впереди сгрудились, на первый взгляд, заброшенные домики и постройки. Они странно сияют в свете луны, словно сейчас лето, и между мной и деревней висит полупрозрачная дымка. Кажется, дома подсвечиваются, хотя улицы выглядят пустыми, а в окнах темно.

Как бы я ни пихала лошадь, она отказывается идти дальше, нервно бьет копытами по замерзшей земле и вскидывает голову. Оно и понятно: вид Брайарсмура впереди кажется нереальным. Я сама из последних сил борюсь с желанием развернуться и броситься прочь.

Мне придется пройти пешком остаток пути, и я пытаюсь унять страх, пока привязываю лошадь к столбу возле дороги, и, закинув сумку на плечо, поворачиваюсь лицом к Брайарсмуру. Дорога к городу кажется бесконечной, и странное мерцание, висящее над ним, только усиливается по мере моего приближения. К тому времени, как я подхожу к нему, искажение такое сильное, что здания за ним кажутся лишь слегка подсвеченными силуэтами, словно я с улицы всматриваюсь в мутное окно. Сердце в ужасе колотится. Все тут кажется нереальным, но пути назад нет, так что я протягиваю руку к границе между Брайарсмуром и внешним миром. Тепло распространяется в месте, где я касаюсь странной пелены, но ничего необычного не происходит, так что я спокойно прохожу сквозь завесу.