Кристель Дабо - Тайны Полюса [litres с оптимизированной обложкой]

– О каком хозяине вы говорите? – поразилась Офелия.

Матушка Хильдегард указала сигарой на ленту-ограждение.

– О том, кто жаждет пройти за нее.

– «Бог» из писем?

– Этому парню, милая моя, лучше не переходить дорожку, – ухмыльнулась Матушка Хильдегард. – Видишь, что происходит с теми, кто слишком настойчиво интересуется Книгами?

– Книгами? – повторила Офелия. – Но ведь вы тоже…

Черные глазки Матушки Хильдегард загорелись как угольки, а от улыбки по всему лицу разбежались морщины.

– Нет, я не имею никакого отношения к этим книжным историям. Меня разыскивают по совсем другой причине, но я не могу тебе ее открыть. Это, скажем так, семейное дело. Если хочешь жить тихо-спокойно, позволь дать тебе совет: не задавай вопросов и не суй всюду свой нос. Видишь, что случилось с Огюстеном? А скоро случится и с господином Торном.

Офелию проняла ледяная дрожь. Она с тревогой посмотрела на Матушку Хильдегард, а потом на конверт, лежащий на столе.

– Почему вы назначили нам встречу?

– Я тебе уже сказала, niña . Я устала, и я стара.

Доски пола оглушительно затрещали. Теперь это действительно был Торн, внезапно появившийся в комнате с песочными часами в руке. Сощурившись, он озирался по сторонам, пока не заметил Офелию.

– И давно вы здесь? Вы что, не могли меня подождать?

Так же внезапно из ниоткуда появился барон Мельхиор и волчком закружился на месте. Прямо под его модными белыми туфлями раскололся пол, и барон подпрыгнул как ужаленный.

– Где мы? А, мадам Хильдегард, вот и вы, наконец! – сказал он с облегчением, увидев ее за столом.

Даже не пошевелившись в своем кресле, Матушка Хильдегард раздавила сигару в пепельнице и тут же закурила новую.

– Только не переходите линию, господа, por favor [16] Por favor ( исп .) – пожалуйста. .

– Матушка Хильдегард рассказала мне ужасные вещи, – торопливо заговорила Офелия. – Вам надо ее послушать.

– Девочка права, не будем больше терять время. Вот здесь, – Хильдегард похлопала по запечатанному конверту на столе, – моя исповедь. Я признаюсь во всех своих преступлениях. Я использовала мануфактуру для похищения Миражей и скрылась, как только дело приняло плохой оборот.

– Что? – пролепетала Офелия. – Но…

– Я с начала до конца действовала в одиночку, – уточнила Матушка Хильдегард, метнув Торну конверт жестом дискобола. – Здесь все написано. Заранее благодарна вам за то, что вы освободите моего управляющего, оставите в покое мастеров и не будете придираться к Кунигунде.

Офелии казалось, будто она видит дурной сон. Она знала, что Матушка Хильдегард способна ломать комедию, чтобы защитить своих, но такого сюрприза не ожидала.

– Клянусь честью, это решает дело, – с явным облегчением произнес барон Мельхиор, поглаживая себя по животу. – Может быть, мадам, вы будете так любезны и скажете, где прячете пленников?

Матушка Хильдегард глубоко затянулась сигарой.

– Там, где они сейчас, им очень хорошо. Так что пускай там и остаются.

– Не слушайте ее, – взмолилась Офелия, хватая Торна за руку. – Она мне только что говорила совсем другое!

Торн ничего не ответил. Девушка почувствовала под тканью рукава его напрягшиеся мускулы. Он пристально смотрел на заградительную ленту, которая отделяла его от стола Матушки Хильдегард. С самого начала он не отрывал от нее взгляда, словно ничего увлекательнее на свете не было. Казалось, Торн не замечает, с каким треском раскалываются деревянные стены и как поминутно, сантиметр за сантиметром, сжимается пространство.

Наконец Торн положил запечатанный конверт во внутренний карман плаща.

– Мадам, вы арестованы. Учитывая всю серьезность обстоятельств и ваше намерение бежать, вас поместят в сверхнадежную тюремную камеру. Я лично буду следить за тем, чтобы к вам не проник ни один посетитель, пока идет следствие.

Офелия была поражена решением Торна. А Матушку Хильдегард оно, напротив, как будто позабавило.

– Это вряд ли, мой мальчик. И не вздумай перейти границу, – предупредила она, увидев, что Торн схватился за ленту. – Ты только ускоришь то, что и так неизбежно.

Она с наслаждением сделала последнюю затяжку и раздавила окурок в пепельнице. Новую сигару она закуривать не стала.

– Хочу сказать пару слов о пространстве, которое я здесь изменяла в последние сто пятьдесят лет. Коридоры-двойники, кратчайшие пути, расширения и защищенные переходы будут функционировать по-прежнему. Я хорошо потрудилась, это надежная система. А вот на межсемейной Розе Ветров вы можете поставить крест. Проход на Аркантерру не откроется больше никогда.

При этих словах усы барона Мельхиора печально поникли.

– Значит, прощайте, специи, цитрусовые, кофе и какао? Что же с нами будет?

Офелии не понравилось, что разговор принял такой оборот, но Матушка Хильдегард невозмутимо продолжала:

– Небоград еще провисит в небе несколько веков. Я в свое время заключила контракт с ребятами с Циклопа. Они вам добавят невесомости, если понадобится. Что касается этого убежища, – сказала она, обведя помещение своими черными глазками, – оно скоро исчезнет. Но раньше вас эвакуируют отсюда ваши песочные часы. – (Матушка Хильдегард хмыкнула.) – Это моя первая в жизни неудача; значит, пора на пенсию.

Рука Торна судорожно вцепилась в заградительную ленту; казалось, он прилагает все усилия, чтобы не перейти за нее. В его голосе послышалась угроза:

– Мадам, я прошу вас проявить благоразумие и следовать за мной.

Матушка Хильдегард с трудом поднялась с кресла, и ее суставы заскрипели так же громко, как ломающееся вокруг дерево.

– Теперь я вижу, во что ты играешь, парень. Ты, конечно, великан, но, поверь мне, кишка у тебя тонка. А ты, niña , передай моей Гаэлите, что ей пора научиться выращивать свои собственные апельсины.

С этими словами Матушка Хильдегард опустила руку в карман. Жест мог бы показаться вполне банальным, но вдруг туда же, вслед за кистью, ушел локоть, потом плечо, шея и наконец голова; затем со страшным хрустом сломался позвоночник, оставшаяся часть тела начала изгибаться, съеживаться, и ее с жутким всасывающим звуком поглотила пустота.

От Матушки Хильдегард не осталось ничего, кроме большой пуговицы, которая долго прыгала по полу.

Это случилось так быстро, что Офелия даже не успела закричать. Когда она осознала, что произошло, у нее все поплыло перед глазами. Офелия схватилась за спинку стула. Желудок сводило судорогой. Еще никогда в жизни она не испытывала такого ужаса.

Барон Мельхиор тростью отбросил защитную ленту, подобрал пуговицу и с упреком обратился к Торну:

– Вы запугали эту даму своими угрозами, господин интендант.

Торн не ответил. Его рука по-прежнему сжимала ленту. Словно окаменев, он не отрывал взгляда от того места, где еще миг назад стояла Матушка Хильдегард.