Мария Британ - Бояться нужно молча

– Извините, Рене, я не имела в виду вас.

– Тебе не за что извиняться. Занятие в шесть утра, перед завтраком. Возьми сетевые линзы. И не забывай: на «ты». – Утешительница тушит сигарету и поднимается. – До встречи.

– Кто такие Последние? – кричу я вдогонку.

– Те, кто балансирует на грани.

Мы ждем уже четверть часа. Собралось девять человек. Слишком мало для блока, переполненного людьми с браком. В комнате нет мебели. Из-за белого кафеля на полу и стенах помещение кажется безграничным, и это меня пугает. Словно нас загнали в ловушку. Я ежусь.

– Не бойся, – улыбается моя соседка. – Рене добрая.

– Это и страшно.

Дэнни настояла, чтобы я пошла на занятие.

Вчера мы весь вечер разгадывали кроссворды, а потом полночи болтали. О красивых платьях, танцах… Да много о чем, лишь бы забыть проклятое «навсегда».

После разговора с Рене ко мне заглянул отец. Я никогда не видела его таким мрачным, а он никогда не видел меня такой слабой. Мы наконец-то с ним познакомились. Без глупых масок.

Он принес шахматы. Настоящие. Те, за которыми мы провели все мое детство. И сейчас, заточенная в каменной коробке, я снова почувствовала себя ребенком. Мы сыграли две партии. Отец победил. Тот раз, когда я выиграла и записала ходы в планшет, так и остался единственным.

После папы зашли Ник и Ольви, но я солгала, что слишком устала и мечтаю об отдыхе. Ник одолжил у меня гигабайты от просмотров в Сети, чтобы гематомы не мучили его как минимум неделю.

Сквозь мысли доносится цоканье каблуков. На пороге появляется Рене. Наша глава, наш босс и наша… надежда?

Волосы Утешительница собрала в тугой хвост. Накрашенные красной помадой губы плотно сжаты.

– Доброе утро. Как прошла ночь? – Рене дожидается слабых кивков и вынимает из кармана кольцо с синей кнопкой. У каждого из Последних такое же. – Надевай, Шейра.

– Зачем? – вскидываю я брови.

– Чтобы мы смогли помочь тебе в любую минуту. Нажмешь на кнопку – тут же примчится дежурный Утешитель. Не теряй бдительность.

– И оно… будет следить за мной? – Я пытаюсь произнести это небрежно, но голос предательски дрожит.

– Да. – Рене берет мою ладонь и оставляет в ней кольцо. – Тебе придется носить его хотя бы на занятиях. Я не всегда буду рядом.

– А после? Я же и так на учете!

– Учет не спасет от обнуления, – с раздражением отрезает Утешительница.

Я впервые вижу ее злой. Злой и взволнованной.

– Не снимай, – советует Дэнни. – Это опасно.

– И все же решать тебе, – чеканит Рене.

Я надеваю кольцо. Ничего, Шейра, после занятия ты выкинешь эту пластмасску. Ник взломает систему учета. Вы спасете больных. Если, конечно, спасетесь сами.

– Перед тем как мы начнем, помните: лишь слабые превращаются в монстров, – предостерегает Утешительница. – Мы вам поможем. Ваша задача – принять помощь. Не спорю, это сложно. Но мы не виноваты в том, что с вами случилось. По крайней мере, не все.

Тишина. Угнетающая, холодная. Ровно дышит Дэнни. Ей не страшно. Девочке всего девять, и она не знает, чего бояться. В ее жизни не было того дня.

– Перед обнулением в Последних просыпается любовь к живописи. Не у всех, но у многих. Это как попытка догнать уезжающий поезд. Ты понимаешь, что он не затормозит, но продолжаешь бежать. – Рене прокашливается и неестественно, как солдат, выпрямляет спину. – Я с вами честна. В отделении последней стадии не лечат, а облегчают обнуление.

– Лучше бы солгала, – шепчу я себе под нос так, чтобы никто не услышал, а затем уже громче добавляю: – и где здесь надежда?

– В правде. Нет ничего страшного в том, чтобы быть сущностью. Страшно не контролировать себя. Пока у нас два рисующих – Бэн и Дэнни. – Рене улыбается долговязому худому парню и моей соседке. – На этаже есть зал с мольбертами. Иногда Последние становятся талантливыми художниками. – Лицо ее приобретает резкие, острые черты. – А сейчас наденьте сетевые линзы и разделитесь на пары.

Мы погружаемся в виртуальную комнату. Я радуюсь, что у Дэнни были запасные линзы – мои, наверное, по-прежнему лежат в потерянном рюкзаке.

– Я включу программу. – Рене проводит пальцем по стене, на которой тут же вспыхивает экран. – Каждый из вас попробует себя в роли сущности. Попытайтесь не обнулить соперника.

Не обнулить.

У меня перехватывает дыхание. Дэнни не поседеет. В ней полыхает огонь, и я буду настоящим чудовищем, если украду его.

– Нет, – ровно произношу я.

– Шейра, это виртуальная реальность. Ничего не произойдет, если ты не справишься, – убеждает меня Рене. – Не верь своим глазам – прислушивайся к ощущениям.

– Я не могу.

Последние отдаляются друг от друга. Они спокойны. У них нет седых сестер. Они не догадываются, какими острыми бывают ножницы.

– А ну не трусь! – топает ножкой Дэнни. – Я обнуляюсь здесь постоянно. Это даже весело!

– Ты хочешь потом «съесть» кого-то в реальности? – вторит ей Рене.

«Хочешь? – эхом звучит в голове. – Хочешь возненавидеть себя заново, а, Шейра?»

– Ладно, я попробую, – сдаюсь я, стискивая зубы.

– Тогда всем удачи. – Утешительница хлопает в ладоши, активируя программу.

В ушах начинает звенеть, кожа словно обугливается, а мышцы превращаются в вату. Зрение обостряется. Мне больно от такой четкости. И… кажется, я читаю страхи.

О, эти люди обманывают: они не спокойны. В комнате девять сердец, молящих о свободе. И я могу им устроить побег.

Стоп.

Это же просто – окаменеть, пока не закончится урок. Пока мои локоны вновь не потемнеют.

Но зачем, когда девять сердец вот-вот вырвутся из грудных клеток?

Я впиваюсь взглядом в Дэнни. Шум в ушах нарастает. За гранью реальности я слышу предупреждение:

– Забудьте о зрительных контактах.

– А ты боялась, – смеется моя соседка. – В этом нет ничего страшного!

Зато в тебе – есть. Я ломаю разделяющий нас барьер. Между мной и Дэнни появляется белая нить. Теперь я вижу, чего боится девочка, обожающая кроссворды. Не обнулиться, нет. Ей страшно остаться одной. Страшно, что ее бросят родители. Страшно забыть настоящий цвет своих волос.

Мой разум трусливо отступает перед чем-то безумным и болезненным. Я слаба, и терпеть это невыносимо.

– Шейра, отведи глаза! – восклицает Рене.

Она не представляет, как я голодна и какой я могу быть жестокой.

Переживания об Элле и Нике всплывают лишь на миг, после чего рассыпаются в пыль, – ко мне переливается карма Дэнни.

– Отведи глаза!

Интересно, моей соседке пойдет седина?

Я проникаю в ее голову. Легко, как вирус проникает в клетку. Вспоминаю вместе с Дэнни, как ее мама и папа играли в мяч. Она болела за отца. Картинка смазана. Дальше – как они красили забор. Родители смотрели на дочь, испачкавшуюся, но довольную.