Мария Британ - Бояться нужно молча

– Конечно, – тут же среагировал я.

Мы покинули сквер и пересекли улицу.

– Нам во двор музея.

Между небоскребов виднелось двухэтажное здание. Оно напоминало торт, украшенный белковым кремом: у центральной лестницы белели колонны, соединенные балюстрадами, в углы вгрызались зубы-русты [15], на балконах кучерявились цветы. Я бывал здесь редко и обычно рассматривал эту красоту из кабины.

– А билеты?

– Себе я купила неделю назад, – отмахнулась Линда.

– Где? Мне же тоже нужен, – нахмурился я.

– Не нужен. Подруга вчера последний забрала… Да успокойся! – расхохоталась она, когда я замедлил шаг. – Я отвлеку охранника, и ты пробежишь.

– Нет, – отрезал я.

– Тебе не скучно быть таким занудой?

– Нет.

– Соглашайся! Повеселимся!

– Нет.

Увлеченные спором, мы обогнули музей и влились в толпу зевак. Со всех сторон на нас посыпались тычки, в мою новую кроссовку впилась чья-то шпилька. Люди, как пузырьки в нагревающейся воде, жались друг к другу и готовились вскипеть. Минут через десять мы с трудом пробрались к выставке – живые и даже без увечий.

Двор огромной белой тарелкой врезался в территорию небоскребов. Его окружали высокие шпили, соединенные сеткой, точно ножи и вилки, запутавшиеся в спагетти. На «блюде» кусками мяса выстроились странные угловатые машины. Если бы я фотографировал эту выставку, то назвал бы снимки «Обед для великана».

В животе заурчало, и я, отогнав мысли о еде, увлек Линду ко входу.

– Подожду тебя в сквере, – сообщил я и вернулся к своему сценарию: – Может, потом в кафе?

– Только если ты согласишься пролезть без билета, – подмигнула Линда.

– Что за детский сад?

– Решайся.

Она обогнала меня и, когда я выбрался из месива тел, упала на высокого мускулистого охранника. Почти случайно. Схватилась за сердце, издала фирменный смешок и принялась что-то щебетать ему на ухо.

Ругая себя за мягкость, я проскользнул мимо. Линда заметила меня и, потрепав громилу по макушке, протиснулась на «блюдо».

Зря я согласился. Но перед ней сила воли и твердость становились двумя алкоголиками, хлещущими спирт в подворотнях моего сознания.

Машины и правда были другими. В старых фильмах на таких разъезжали сумасшедшие гонщики да мафия. Я присвистнул.

– Круто. Как тебя сюда занесло?

– Объявления на каждом столбе висели, – пояснила Линда. – Это выставка Такера. Не слыхал? Член Семерки, уважаемый человек. Коллекционирует машины.

Мы лавировали между группками людей, изучали молочного цвета колеса и оголенные двигатели, формы и изгибы. Несмотря на то, что «экспонатам» перевалило за сотню, выглядели они великолепно.

– Почему тебе так нравятся автомобили? – поинтересовался я, когда мы застыли возле угловатой машины, застенчиво наблюдающей за гостями огромными фарами.

– Они искренние, – выпалила Линда. – Господи, я знаю их поименно!

– Ла-а-а-дно, – протянул я и тыкнул в «скромнягу». – Как называется?

– Dodge DC8. Родился в 1930-м. Полтора века скоротал и все равно как новенький. Мой любимый, кстати.

– А этот? – Я махнул на соседний хот-род.

– Сделан из Ford Model B, 1932-го. Следующий – из Ford Model A, старше брата на пять лет. А вон, видишь, через две от них? Это Chevy Sedan 1934-го.

– Ты… у тебя в мозг вшит компьютер? – опешил я, даже не представляя, что вскоре моя жалкая шутка покроется инеем правды.

– Почти, – ответила она и задумчиво уставилась на забор.

– Чего ты?

– Я ощущаю свое будущее, – выдала Линда. – А компьютеры? Они ощущают?

– Без понятия, – растерялся я.

Она знала, что с ней случится. И знала из-за кого. А я ее не слушал.

– Мой муж смастерит хот-род и научит меня водить. Будем гонять с утра до ночи. Как же повезет нашим детям с таким крутым папашей!

– Папашей? У тебя есть парень? – насторожился я.

– Нет, но… это правда, – с жаром заявила Линда. – Он смастерит хот-род.

В детстве накануне дня рождения я частенько находил приготовленный родителями подарок: то поезд под кроватью, то новые ботинки, то планшет на полке с шапками. Я молчал до даты «Х», чтобы не расстраивать маму и папу. И они молчали, думали, будет сюрприз. Эта тайна объединяла нас, но до праздника говорить о ней запрещалось.

Наши отношения с Линдой повторяли историю моего детства. Мы чувствовали – без сомнения, абсолютно точно, – что нравимся друг другу, но дата «Х» еще не настала.

Я боялся. В Линде бушевал торнадо, и он вполне мог разрушить все, что нас связывало.

Осень плавно перетекала в зиму. Мы встречали ее вместе, но пока друзьями.

Морозным вечером, в кафе, я вещал Линде об экспериментах.

– Если верить расчетам, излучение развивает телепатию.

– Круто!

– Издеваешься? – фыркнул я, добавив в чашку кубик сахара.

– Как тебе моя кандидатура на роль подопытной мышки? Хочу, хочу читать мысли!

Конечно, меня не оправдает то, что я отказывался три часа подряд. Не оправдает и то, что исследования не продвигались без опытов. Я согласился.

Мои внутренние алкоголики обвязали руки и ноги нитями, а концы протянули Линде. Управляй нами. Оскар больше не в состоянии.

Знаю, я тряпка. И что сволочь редкостная – тоже знаю.

Моя комната превратилась в лабораторию. Я обматывал «подопытную» проводами и наблюдал за ее реакцией. Ничего не происходило.

Чашки чая пустели с неимоверной скоростью, пачки печенья исчезали по пять за день, а исследования катились к черту. Комната тонула в беспорядке, мама ругалась. Она не одобряла мои эксперименты, но я уже не мог остановиться.

Дата «Х» случилась в один из таких дней. Я разозлился на себя и, когда Линда распутывала провода, поцеловал ее. Дергано, неумело. И, должно быть, совсем не романтично. Но затем она поцеловала меня в ответ – наша тайна обволокла нас общим коконом.

Повисла пауза. Я мучительно подбирал слова, а потом, дурак, выдал:

– Сбегаю за печеньем. Быстро-быстро.

– Насколько?

– Со скоростью света подойдет?

– Думаю, скорости звука хватит с головой, – усмехнулась она, возвращаясь к приборам.

А после мы продолжили исследования. Я был счастлив: ее торнадо пощадил нас. День «Х» удался.

В середине декабря к нам наведался Ларс. Пригласил отметить конец полугодия. Да и вообще – выпускной или что-то вроде того. Сдачу диплома назначили на десятое января, но Ларсу не сиделось на месте.

– Вечеринка завтра, – сказал он, плюхнувшись на диван. – И не говорите, что заранее нельзя. Считайте, это ваш праздник. Еще бы, у Оскара появилась девушка!

Пока я размышлял, врезать ему или просто выгнать, Линда выпалила:

– У меня встречное предложение. Что, если отметить выпускной в кино? Сейчас неделя Ларса фон Триера [16]. У него такие атмосферные фильмы…

– Нет! – хором воскликнули мы.