Ирина Котова - Королевская кровь. Огненный путь [litres]

Нужно было выспаться, чтобы не общаться с правительницей заплетающимся языком, и полковник ушел в выделенные им с Троттом покои. Без друга Макс быстро заскучал – все же ужимки прелестниц были для него куда менее ценны, чем общение с близким человеком. Инляндец потанцевал еще немного, получил несколько недвусмысленных предложений касательно предстоящей ночи, сделал вид, что не понял, и ушел от духоты и шума прогуляться по дворцовому парку. После яркого огня Ирины Рудлог все женщины казались слишком пресными.

Он долго шагал по тихим дорожкам, принюхиваясь к запахам листвы и травы и безошибочно определяя, какое растение так пахнет, пока не подул прохладный ветер, и вполне умиротворенный природник не решил, что пора и ему спать.

В бальном зале осталась танцевать молодежь. Макс остановил одного из слуг, попросил показать его покои и направился следом. Прошел по коридорам первого этажа – буквально в пятидесяти шагах от бального зала уже было тихо, и светильники мерцали тускло, создавая уютный полумрак. Слуг здесь встречалось мало, но стояли гвардейские посты. Тротт шагнул на лестницу на второй этаж, недоуменно покосился на стеклянные взгляды стоящих по обе стороны от нее гвардейцев – казалось, что они спят с открытыми глазами. Едва заметно коснулся сознания одного из них – так точно, он спал и даже видел сон.

Сказав себе, что это дело местной службы безопасности, Макс поднялся выше. У пары гвардейцев наверху глаза тоже были пустыми. Слуга, провожающий его, на охранников вообще не обращал внимания, словно привык воспринимать их как предмет обстановки. Проводил гостя до одной из дверей, сообщил, что его спальня справа, поклонился и с достоинством удалился.

В гостиной стоял полумрак, а вот из-под дверей одной из спален виднелся свет. Макс удивленно покосился туда – по его прикидкам, Севастьянов должен был давно спать, – поколебался и решил заглянуть к другу. Открыл дверь и замер.

Там у кровати стоял Михей и жадно целовал обвившую его руками женщину. Роскошное платье ее было стянуто до пояса, льняные волосы распущены – никакой строгой прически, светлые волны, струящиеся по спине. Тротт настолько опешил от узнавания, жадного запаха желания и неожиданности, что не успел дернуться назад. Женщина повернула голову, пригвоздив его к месту взглядом, полным чернильной тьмы, судорожно вздохнула; на миг в ее глазах промелькнул ужас – и тут же снова они стали темными, заплескалась в них тяжелая потребность, и она тянуще, низко проговорила:

– И ты… все-таки пришел, – слова вырывались как в горячечном бреду, – еще один сильный…

Севастьянов нетерпеливо, грубо прижал ее к себе, впиваясь зубами в плечо и сжимая ягодицы, поднял на Макса сияющие зеленью глаза и зарычал – натурально, утробно, агрессивно зарычал.

– Тише, – бархатным и нежным шепотом проговорила королева, с нежностью проводя губами по виску Михея. – Всем хватит.

И, снова обернувшись к Максу, коротко и низко засмеялась, пальцем поманила его к себе, запрокидывая голову от жадных ласк обнимающего ее мужчины.

Тротт честно пытался уйти – вязкий диктат чужой воли все же не затронул какую-то часть его сознания. Он сопротивлялся яростно, потому что не переносил принуждения, – и был совершенно беспомощным. Желание, всепоглощающее, изначальное, затопило мозг, отключая его. Макс старался укрыть щитами себя и друга – но они сгорали, не успевая образоваться, и он почти выл от бессилия, но беспощадная жажда заставляла инляндца прижиматься к женщине со спины, целовать послушно подставленные губы, сжимать грудь и жаждать убить того, кто тоже претендовал на нее.

Последние крохи воли покинули его, и Тротт, принимая навязанные правила и смиряясь, опустился позади королевы на колени, нетерпеливо целуя влажную женскую спину, и зло рванул вниз драгоценное белое платье.

Он едва ли осознавал то, что происходило дальше, воспринимая все какими-то обрывками, клочками. Звуков – как прекрасная королева стонет и вскрикивает под кем-то из них. Запахов – невозможного, воспламеняющего аромата сладкой женской кожи, нежных духов и солоноватого привкуса порока. Ощущений – того, как полны ее груди и отзывчивы губы, и как крепко ее бедра сжимаются вокруг него, и как она, словно стальная струна, выгибается и вибрирует во время пиков удовольствия. Собственного сдавленного рычания перед падением в личную бездну. Вспышек страха – когда видел безумные, сияющие зеленью глаза Михея как отражение своих глаз и в сознание пробивались-таки мысли, что эта женщина уничтожит и его, и друга. Ее тихого, хрипловатого голоса, когда она гасила очередные вспышки звериной ревности своих мужчин. И не покидало Тротта чувство странной вины из-за собственной жадности – потому что сгорели все щиты, и он пил огненную силу, и пил, и никак напиться не мог – и мелькающего в черных глазах прекрасной королевы отчаяния. Будто она была такой же заложницей ситуации, как они оба.

Единственное, что он мог сделать, – быть нежнее. И Макс очень, очень старался, замечая, как и движения друга становятся трепетнее, бережнее, словно первая ярость в них обоих прошла, сменяясь потребностью в ласке.

Королева стала для него целым миром и откровением, сорвала защиту и заставила тщательно спрятанную суть пробудиться. И да, она оказалась права. Ее хватило на них обоих.

После, когда вязкая сонливость начала подчинять себе всех троих, а разум – возвращаться, и они опустошенно лежали на смятой кровати, Макс услышал тонкий, почти девичий всхлип и с усилием открыл глаза. Из-под закрытых век по щекам прекрасной королевы катились слезы. Он сдвинул ладонь с ее подрагивающего обнаженного живота, с неловкостью коснулся щеки, вытирая слезы, и увидел, как с другой стороны подвигается ближе Михей, целует ее в плечо, в висок.

Королева улыбнулась печально и повернулась к Тротту. Глаза ее были прозрачно-голубыми.

– Спи, – прошептала она. – И забудь о сегодняшней ночи.

Он мотнул головой, чувствуя, как мощный ментальный удар опять взламывает его сознание. Глаза закрывались, сил сопротивляться не было. Но Макс еще успел увидеть, как друг подносит к губам ее ладонь, целует пальцы и шепчет:

– Прости. Прости.

– Спи, – повторила она уже Михею. И добавила горьким резонансом с его собственными словами: – Это не твоя вина, это мое проклятье. Спи. И забудь о сегодняшней ночи.

Тротт проснулся оттого, что ему было невозможно легко и тепло. Будто он всю жизнь неосознанно ежился от холода и недоедал, а сейчас наконец согрелся. Тело игриво покалывало, словно он только что прыгнул в освежающую минеральную ванну, ноздри щекотал приятный запах, вызывающий вполне определенные желания. Макс пошевелился, с удовольствием потянулся, раскинув руки, перевернулся на другой бок… и открыл глаза, потому что наткнулся на кого-то еще.