Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

– Еще чего не хватало! – буркнула Атропос. – Тут со смертями не управишься, а если еще и шансы рвать – сто рук надо, как у Гекатонхейров. Их вы сами и сечете. Выборами своими. По одной дорожке побрел – три другие отсохли, и в свитке Судьбы строчки какие надо проявились, а до этого были одна на другой, только что-то ярче проступает, что-то тускнее. Цвет нити тоже не мы выбираем – сами стараетесь, голубчики. Видишь у младенцев цвет какой у всех чистый, солнечный. А вот потом меняется. Это уж от выборов, от дорог зависит. Ну, и предписания тоже…

– А я раз мамкин свиток видала! – похвастала Лахезис и зажмурилась от удовольствия. – Здоровее этого раз в сто! Так в этом-то только смертные судьбы, ну, боги еще, титаны… А у нее там судьба мира пишется. Я еще тогда мелкой была, сунулась в свиток… так она мне по носу нащелкала! Говорит – такое читать не для маленьких.

В то, что Лахезис когда-то была мелкой, верилось с большим трудом.

За стенами серого дома чинно капало время – внутри оно не ощущалось. Клото отвлеклась от веретена – «Все равно рожают мало и квелых каких-то», села обметывать по краю почти новый хитон. Лахезис, помогая себе жестами, объясняла мне, малоумному, как появляются на свет жребии и нити. Путано объясняла, почти ничего не понял. Выходило, что каждому младенцу судьба полагается с рождения, а определяется это «ну, не знаю чем, наверное, в мамкином свитке строка какая ему досталась». Жребий вписывается в свиток Прях, и нить этому жребию должна соответствовать, правда, какие-то разнобои все равно бывают: выборы эти… цвет нити тоже. Судьба судьбой, а скверный характер тебе никакие мойры не напрядут: разве что только сам сделаешь.

– Каждому при рождении – своя судьба? – переспросил я, когда Лахезис вконец запуталась и прервалась, чтобы почесать подбородок.

Мойра молча сдула с глаз пепельную прядь. С мукой закатила глаза.

– Любимчик – а ты не слышал?!

– И у всех при рождении нити одинакового цвета?

Атропос и Клото переглянулись с широчайшими ухмылками.

– А-а… – протянула Лахезис. – Ты вот что… Заметил, да?

Да уж, не заметить было трудно.

Я смотрел на ало-черную нить.

Нить была прозрачной в начале. И меняться под моим взглядом, вроде бы, не собиралась.

– Сколько веков прошло – помню, – вдруг тихо, серьезно сказала Клото. – Помнишь, Атропос? О чем мы тогда спорили?

– Да о мелочи какой-то, – откликнулась Неотвратимость. – День еще дурной был, старый Уран бурчал и гневился. Так и не смирился тогда еще, что его с трона сын снес. Да Лахезка, дура, котел с варевом перевернула, ноги себе обрызгала. Пока бегали, пока пол оттирали… Ну, подумаешь, сын у Крона родился! Так он утром родился, мы утром жребий и вынули, в свиток занесли. Вечером начали нити проверять. Клото на нить как глянет. Как заорет!

– Ты б не заорала? Не у сатира – у Кронова сынка запись пропала!

– Пропала? – вклинился я наконец.

– Ага. Утром был жребий – а к вечеру нету. И запись изгладилась. Чистые строки. И нить вот такой тогда и стала…

– И что это значит?

– Это значит, любимчик, что твою судьбу переписали наново. Когда ты был одного дня от роду.

– Так меня ж…

Запахло чесноком и чем-то кислым, клацнули рядом смыкающиеся зубы, и перед глазами встала бездонная глотка, издалека, из хрустального вечера, окрашенного зарницами, донесся женский плач.

– Ага. Тебя ж. Любимчик, а ты себя-то спрашивал, что было бы, если бы тебя не проглотили?!

Не спрашивал. Зачем? Понималось как разумеющееся само собой: Рея хотела девочку, даже придумала ей хорошее имя – Гестия. Но родился мальчик. Наследник. И тогда Рея принесла младенца мужу…

Почему-то сколько ни вглядывался в свое прошлое – казалось, что может быть только так.

– Такое бывает?

– Что в детстве судьбу переписывают? Бывает, хоть и редко. Только все равно потом близко от предназначенного ходишь. Суждено быть героем – будешь героем. Суждено Владыкой – будешь Владыкой…

Неудивительно, что ко мне Судьба в утробу батюшки пришла поболтать. Небось, заинтересовалась редким случаем.

А Мойры прячут глаза за делами. Лахезис засунула в пузатый сосуд руку, шарит в поисках жребиев, у Клото нить запуталась: не пряжа судьбы, простая нитка, которой подол обметывает: распутать надо. Атропос тоже не смотрит: у нее – полотно и ножницы.

И жуткая ухмылка.

– Заговорили про Владык… что ж ты от настоящего отворачиваешься, любимчик? В прошлое лезешь. Или не интересно? Или навидался такого – как две нити друг друга сменяют?!

Закатала рукава – и шастнула в полотно с головой. Полотно ожило еще больше, заходило ходуном, замелькало коричневыми, зелеными, бронзовыми нитями – и изнутри донесся жирный звук чьей-то прерванной жизни.

Интересно смотреть на это полотно. Не оторвешься. Наверное, если касаться его со сноровкой – можно увидеть войны между государствами, и отдельные семьи, и интриги, и историю целиком.

Две нити – черная и алая – идут, касаясь друг друга. Одна выцветет – другая наберет силу. Потом выцветет и она, а силу наберет первая.

От этого кажется, что пряжу разодрали надвое, и ни одна из половинок не полна.

Чего там смотреть-то? Одна нить – нерадивого ученика, колесничего, воина и невидимки.

Вторая – повелителя чудовищ и подземелий, Гостеприимного, Ужасного, судии, карателя…

– У таких, как ты, с переписанной судьбой, бывает. Раздваиваются нити. Только они ненадолго раздваиваются, а ты вона как. Мы уже и спорить устали, чем кончится…

Клото и Лахезис радостно раскрыли рты – сообщить о том, как именно спорили и что ставили. Неотвратимая мимоходом цыкнула на сестер и повернулась ко мне, нетерпеливо стряхивая с плечай приставшие жизни – чужие нити.

Крючковатый высохший палец закачался перед самым носом.

– Хватит мое полотно портить! Ну, слышишь?! Хватит! Нить может быть – одна! Путь может быть – один! За этим сюда пришел, любимчик, это услышать хотел?! Услышал?! Еще слушай. Ты не одному себе судьбу рвешь. Ты того и гляди полотно мне угробишь. Такие как ты – с переписанной судьбой и раздвоенными нитями…

Со свистом втянула воздух сквозь зубы, обожгла диким золотом из глаз, и я дослушал без слов: «Опасны». Увидел в глазах старшей Мойры тщательно подавляемое раздражение: носится мать с этими уродами… непонятно, куда сорвутся и чего наворотят каждый раз, а этот любимчик вовсе ушибленный попался…

– Так почему она меня выбрала? – спросил я. Вышло – шепотом.

– А ты ее сам спроси. Может, затем и выбрала… Крон свой Серп тоже поблизости от себя держал. Знал бы, чем кончится – он бы с ним вообще не расставался.