Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

«Иди ко мне», – сказал он.

Ладонь Ожки соскользнула с дерева.

Удивительно – король был один.

Холланд сидел на троне, склонившись над серебряной чашей, над которой поднимался тонкий дымок. Ожка затаила дыхание – она поняла, что он колдует. Руки короля были подняты над чашей, лицо сосредоточенно. Губы плотно сжаты, но в глазах мелькали тени – они оплетали сначала левый, черный, потом перетекали в зеленый, правый. Тени были живые, они струились у него перед глазами, как дым, а потом ныряли в чашу и окутывали что-то, не видимое ей. Нити света, как молнии, рассекали темноту, и от дыхания магии у Ожки по коже поползли мурашки. Потом заклинание закончилось, воздух затрепетал, и все стало тихо.

Ладони короля отпустили чашу, но живая тьма в правом глазу рассеялась не сразу. Наконец ее сменил яркий изумрудный блеск.

– Ваше величество, – осторожно произнесла Ожка.

Он не поднял глаз.

– Холланд!

На это он откликнулся. В первый миг его двухцветные глаза были странно пусты, глядели куда-то вдаль, потом остановились на ней, и она ощутила всю тяжесть королевского внимания.

– А, Ожка, – сказал он, как обычно, ровным и звучным тоном.

– Вы звали меня.

– Да.

Он встал и указал на пол возле помоста.

И тогда она увидела тела.

Их было два, отброшенных, как ненужный мусор, и, честно говоря, они больше походили не на трупы, а на кучки пепла. Скрюченные от боли, опаленные до костей, остатки рук тянутся к шее. Один выглядел намного хуже другого. Ожка не знала, что с ними произошло, и, пожалуй, не хотела знать. Но все же чувствовала, что обязана спросить. Ее голос разорвал тишину.

– Ошибка в расчетах, – ответил король, скорее про себя. – Я думал, ошейник слишком силен. Но нет – это люди слишком слабы.

Ожка заглянула в серебряную чашу, и по коже пробежал мороз.

– Ошейник?

Холланд опустил руку в чашу – на миг показалось, что внутри него какая-то сила сопротивляется этому, но он ее победил, – и в тот же миг его окутала тень. Выплеснулась на руки, вскарабкалась по пальцам, оплела ладони, превратилась в пару черных перчаток, гладких и сильных, с неуловимым магическим узором. Защита от того, что поджидало внутри.

Из глубин серебряной чаши Холланд извлек металлическое кольцо с петлями на одной стороне. На его поверхности мерцали символы. Ожка попыталась их прочесть, но они расплывались перед глазами. Казалось, пространство внутри кольца поглощает энергию и свет, воздух там становился бледным, бесцветным, тонким, как бумага. В этом кольце, в том, как оно искажало мир вокруг себя, было что-то неправильное, Ожка ощущала это всей душой, и от этого кружилась голова и хотелось умереть.

Холланд покрутил ошейник руками в перчатках, словно оценивал поделку ремесленника.

– Наверное, силы в нем хватит, – проговорил он.

Ожка набралась смелости и шагнула вперед.

– Вы меня звали, – повторила она, переводя взгляд с трупов на короля.

– Да, – ответил он, подняв глаза. – Мне надо понять, работает ли он.

Ее пронзил страх, давняя, инстинктивная паника, но она совладала с собой.

– Ваше величество…

– Ты мне доверяешь?

Ожка насторожилась. Доверие в этом мире давалось нелегко. Люди здесь жаждали магии и убивали ради власти. Ожка была до сих пор жива только потому, что хорошо владела ножом и никому не доверяла. И хотя сейчас благодаря Холланду все менялось, страх и осторожность все же не отпускали так легко.

– Ожка, – он сверлил ее глазами – изумрудным и чернильным.

– Доверяю, – с трудом выдавила она.

– Тогда иди сюда. – Он поднял обруч, как корону, и Ожка невольно отпрянула. Нет. Она честно заслужила право быть рядом с ним. Заработала свою силу. Сумела пройти испытания. Доказала, что достойна. Глубоко в ней сильно и ровно билась магия. Она не желает ее отпускать, никому не отдаст свою силу, не станет опять головорезом. А то и хуже, подумала она, покосившись на тела.

«Иди сюда».

На этот раз повелительный голос зазвучал у нее в голове, в мускулах, в костях, в магии.

Ноги сами собой сделали шаг, другой, третий, и она встала перед королем. Ее король – он так много дал ей и до сих пор не назначил цену. А бесплатно никому ничего не достается. Она заплатит ему делами, кровью. Если это и есть плата – какой бы она ни была, – так тому и быть.

Холланд опустил ошейник. Его руки были такими сильными, глаза такими пристальными. Надо было склонить голову, но она встретила его взгляд и нашла в нем равновесие. И стало спокойно.

А потом металл сомкнулся у нее на горле.

Первым делом она почувствовала холод его прикосновения. Это было неожиданно, но не больно. Потом холод стал острым, как нож. Скользнул под кожу, разорвал ее, и из ран, будто кровь, хлынула магия.

Ожка вскрикнула и упала на колени. Голову сковал лед, он спустился в грудь, пронзал тело холодными шипами, вгрызался до мозга костей.

Холод. Рвущий, тянущий. Наконец он ушел.

И не осталось ничего.

Ожка согнулась пополам, беспомощно вцепилась в железный ошейник и взвыла, как зверь. Мир стал бледным и чахлым, не таким, как надо, и ее словно оторвали от него, от себя самой, от короля.

Она словно потеряла руку или ногу. Дело не в боли, а в странном ощущении – так быть не должно. Как будто отсекли очень важную часть ее существа, и она чувствует грызущую пустоту на том месте, где эта часть только что была. А потом она поняла, чего лишилась. Чувства. Такого же, как зрение, как слух, как осязание.

Магия.

Она не слышала ее гул, не чувствовала силу. Раньше магия была везде, во всем, от костей до воздуха, и вдруг… ушла.

Вены на руках начали светлеть, из черных стали голубыми, и, глядя на свое отражение в каменном полу, она видела, что королевская печать на лбу и щеке медленно испарилась, оставив только мелкую крапинку в зрачках желтых глаз.

Ожка всегда была норовистая, вспыльчивая, и ее сила следовала за ее настроением. Но сейчас, когда душу раздирали паника и ужас, навстречу им не поднималось ничто. Ожка тряслась и не могла остановиться, не могла выбраться из оков кошмара. Она слаба, пуста. Плоть и кровь, и больше ничего. И это ужасно.

– Прошу вас, – шептала она, глядя в пол тронного зала. – Умоляю, мой король. Я всегда была… преданна. И… всегда буду. Прошу…

А Холланд стоял рядом с ней и смотрел. Потом опустился на колени, рукой в перчатке осторожно коснулся подбородка. Она видела, как бурлит в его глазах магия, но не чувствовала ее прикосновения.

– Скажи, – спросил он, – что ты чувствуешь?

Ее трясло всем телом. Слова с трудом слетали с губ.

– Я… ничего… не чувствую…

Король мрачно улыбнулся.

– Прошу вас, – через силу взмолилась Ожка. – Вы меня избрали…

Король пощекотал ей подбородок.

– Да, я тебя избрал. – Его пальцы скользнули вниз по ее горлу. – И не жалею.