Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

В этот миг из-за угла показался Рай.

– Что тут за крик?.. – спросил он и осекся, увидел Келла, Лайлу и Алукарда. – Лайла! – радостно воскликнул принц. – Значит, ты все-таки не померещилась моему брату!

– Здравствуй, Рай, – вымученно улыбнулась она и обернулась к Келлу, но тот уже в ярости выбежал из зала.

Принц вздохнул:

– Алукард, что ты натворил на этот раз?

– Ничего, – с невинным видом ответил капитан.

Рай шагнул вдогонку за Келлом, но Лайла остановила его:

– Я сама с ним разберусь.

Келл рывком распахнул двери во внутренний дворик. С минуту постоял на пороге, подставив лицо ледяному дыханию ветра. Потом, как будто холод так и не помог унять его злость, выскочил в зимнюю ночь.

На пороге балкона его поймала чья-то рука, и он, не оборачиваясь, понял – это она. Пальцы Лайлы горели жаром, и искра этого огня передалась ему. Он не оглянулся.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – прохрипел он.

Он сделал еще несколько шагов, не выпуская ее руки. Они подошли к перилам балкона, и холодный ветер внезапно затих.

– Лайла, ты что, не могла найти другого корабля?

– Может, расскажешь, за что ты его так ненавидишь? – спросила она.

Келл ответил не сразу. Он долго смотрел на красневший внизу Айл. И только после долгого молчания сказал:

– Дом Эмери – один из старейших в Арнсе. У него давние связи с домом Марешей. Ресон Эмери и король Максим были давними друзьями. Королева Эмира приходится Ресону кузиной. А Алукард – второй сын Ресона. Три года назад он исчез прямо посреди ночи. Никому не сказав ни слова. Никого не предупредив. Ресон Эмери пришел к королю Максиму с просьбой: помочь найти сына. А Максим обратился ко мне.

– Ты искал его, как Рая и меня, с помощью магии крови?

– Нет, – ответил Келл. – Я сказал королю и королеве, что не могу его отыскать, но на самом деле даже не пытался.

– Почему? – не поняла Лайла.

– Разве не ясно? – ответил Келл. – Потому что это я велел ему проваливать. И хотел, чтобы он больше никогда не показывался во дворце.

– Но почему? Что он тебе сделал?

– Не мне, – стиснул зубы Келл.

– Неужели Раю? – осенило Лайлу.

– Когда моему брату было семнадцать, он не в меру увлекся твоим… капитаном. А потом Эмери разбил ему сердце. Рай был убит горем. Я и без всяких татуировок чувствую боль брата. – Он провел рукой по волосам. – Я велел Эмери исчезнуть, и он послушался. Но ненадолго. Он явился через несколько месяцев – точнее, его привезли в столицу под стражей за преступления, совершенные против короны. Короче говоря, за пиратство. Король и королева в знак уважения к дому Эмери сняли обвинение. Дали Алукарду «Ночной шпиль», приняли на королевскую службу и отпустили на все четыре стороны. А я пообещал, что если он еще хоть раз покажется в Лондоне, я с ним разделаюсь. Думал, на сей раз он все-таки послушается.

– А он вернулся.

Келл стиснул ее руку.

– Да. – Он почувствовал ее пульс. Их сердца бились в унисон, слаженно и сильно. Ему не хотелось отпускать ее. – В серьезных вещах Алукард всегда беспечен.

– Я его не выбирала, – сказала она, отводя Келла от края. – Просто мне нужно было сбежать.

Она шагнула прочь, но он ее не отпустил. Привлек к себе, отгоняя холод.

– Ты когда-нибудь перестанешь убегать?

– Я бы хотела, но не знаю как. – Она прижалась к нему.

Рука Келла скользнула по ее плечу. Он приподнял ее голову, прижался лбом к ее лбу.

– Могла бы для разнообразия остаться… – прошептал он.

– Или ты мог бы… – отозвалась она, – сбежать со мной.

Слова повисли облачками тумана, и Келл невольно потянулся к ее теплу, к ее голосу.

– Лайла! – Это имя пылало у него в груди.

Ему хотелось поцеловать ее.

Но она поцеловала первой.

В тот последний – и единственный – раз она просто на миг коснулась его губ на прощание, а потом ушла.

На этот раз все было иначе.

Их притянула друг к другу могучая сила, подобная гравитации, и он не знал, кто из них тянет, а кого притягивает, знал только, что столкновение неизбежно. В этом поцелуе была вся Лайла. Ее неколебимая гордость и упрямая решимость, безрассудство, дерзость, жажда свободы – все сосредоточилось в этом поцелуе, и у Келла перехватило дыхание. Ее губы прижались к нему, пальцы нырнули в волосы, а его рука скользила по ее спине, путаясь в хитроумных складках платья.

Она толкнула его к перилам. Прикосновение холодного камня смешалось с жаром ее тела. Он слышал биение ее сердца, чувствовал, как энергия бурлит в ней и перетекает к нему. Они повернулись, словно схваченные танцем, и он прижал ее к стене, покрытой морозными узорами. У него перехватило дыхание. Она до крови впилась зубами в его губу, рассмеялась, а он все равно целовал ее. Не от отчаяния, или надежды, или на прощание, а потому что хотел. Хотел ее целовать. И целовал, пока холодная ночь не отступила, а его тело не вспыхнуло жаром. Целовал, пока огонь не развеял страх, гнев и тяжесть в душе, пока не вернулась способность дышать. А потом задохнулись оба.

И когда они отстранились друг от друга, он чувствовал у себя на губах ее улыбку.

– Я рад, что ты вернулась, – прошептал он.

– Я тоже, – ответила она. Потом заглянула ему в глаза и заявила: – Но турнира не брошу.

Чудо разбилось. Рассыпалось вдребезги. Ее улыбка стала застывшей, дерзкой, и тепла как не бывало.

– Лайла…

– Келл… – передразнила она и высвободилась из его объятий.

– У этой игры есть последствия.

– Я с ними справлюсь.

– Ты меня не слушаешь! – в сердцах воскликнул он.

– Нет, это ты не слушаешь! – огрызнулась она и слизнула кровь с губы. – Я не нуждаюсь в спасителях.

– Лайла, – начал он, но ее уже рядом не было.

– Поверь в меня, – сказала она и открыла дверь. – Все будет хорошо.

Келл долго смотрел ей вслед, надеясь, что она не ошибается.

Ожка забилась в темный уголок под балконом дворцового патио. Капюшон надежно скрывал ярко-красные волосы. В этом диковинном замке над рекой шел какой-то бал. По камням плясали блики света, из-за дверей доносилась музыка. Ледяной воздух обжигал лицо, но Ожка не обращала на это внимания. Она давно привыкла к холоду, к настоящему холоду – зимы в этом Лондоне не шли ни в какое сравнение с ее родным миром.

Сквозь морозное стекло было видно, как люди едят и пьют, смеются и кружатся в танце, скользя по узорчатому полу. И ни на ком из них не было никаких меток или шрамов. В этом зале магия служила только для развлечения – зажигать свечи, создавать ледяные скульптуры, зачаровывать музыкальные инструменты и веселить гостей.

Такая никчемная трата энергии злила Ожку. На руке горела свежая переводческая руна, но она и без знания языка понимала, что здешние жители не ценят своих возможностей. Прожигают жизнь впустую, тогда как рядом, в бесплодном мире, люди умирают от голода.