Филис Каст - Богиня по крови [litres]

– Нет! Нет, пожалуйста, Биркита, нет! – пытаясь справиться с кошмарной дрожью, Морриган уложила Биркиту поровнее, запрокинула ей голову, зажала нос и стала делать искусственное дыхание. В промежутках между вдуванием воздуха, она молила ее: – Откройте глаза! Дышите! Прошу вас! Пожалуйста!

Она услышала низкое певучее заклинание, а потом на плечо ей опустилась тяжелая горячая рука. Морриган гневно посмотрела на Кигана.

– Нет! Прекрати это! Она не может умереть!

Великий шаман прервал заклинание ровно настолько, чтобы сказать с печалью:

– Биркита уже мертва, огонек.

Я не сознавала, который сейчас час или день, когда снова услышала голос Эпоны:

– Возлюбленная, тебе надо идти.

У меня вошло в привычку не отвечать ей. Я стиснула веки и покрепче прижала к себе Этайн, вдыхая ее детский запах и питая утешение в ее теплом тельце. Если Эпона оставит нас в покое – если все оставят нас в покое, – все будет хорошо.

– Возлюбленная, тебе надо идти, – повторила богиня. – Ты нужна мне.

Я так устала постоянно от всех отбрыкиваться, что просто подредактировала цитату Ретта:

– Если честно, мне наплевать [34] Последняя фраза, которую сказал Ретт Батлер Скарлетт в знаменитом фильме «Унесенные ветром» (1939). .

– Хватит себя жалеть!

В нормальном состоянии от подобного гнева Эпоны я бы подскочила и вытянулась в струнку – но я не была в нормальном состоянии. Поэтому я села на кровати и тихо, чтобы не разбудить ребенка, ответила:

– Жалеть себя? Моя дочь мертва, а вы называете мою боль и горе «жалеть себя»?

Эпона материализовалась в комнате. Богиня стояла у изножья огромной кучи матрасов, которые я в более счастливые времена называла «маршмеллоу». Я много раз видела ее вживую за последние двадцать лет, что была ее Избранной. Она была изумительно красива, а исходящая от нее аура любви и сострадания сверкала так ярко, что буквально слепила мне глаза.

И я все равно не могла простить ее.

– Нет, Возлюбленная, не твою боль и горе я называю «жалеть себя». Так я называю твою самоизоляцию от тех, кто тебя любит и нуждается в тебе.

Я испытала болезненный укол вины. Кланфинтан. Я знала, что он тоже страдает, и где-то в глубине души чувствовала, что отчаянно в нем нуждаюсь, а он нуждается во мне. Но я не могла пробиться к его любви. Я потерялась в туманном лабиринте боли и гнева и видела в этой серой дымке только Этайн.

– Я не способна сейчас никому помочь. – Я едва узнавала свой голос, он казался монотонным и безжизненным.

– Я бы дала тебе больше времени, если бы могла, Любимица. Но у нас его просто нет. Ты должна вернуться к миру. Твоя дочь нуждается в тебе.

Слова «твоя дочь» облили меня ледяной водой.

– Моя дочь мертва.

– Дочь твоего чрева мертва. Но дочь твоего духа жива. И очень нуждается в тебе.

Ледяная вода превратилась в кипяток. Я даже не понимала, что плачу, пока на мою шелковую ночную рубашку не стали падать прозрачные капли. Кто же знал, что человек способен столько плакать? Я думала, что еще несколько дней назад выплакала все слезы.

Голос у меня дрожал, и приходилось говорить медленно, чтобы не сорваться.

– Вы хотите меня окончательно уничтожить?

Богиня приблизилась и вытерла мне слезы краешком своего сияющего одеяния.

– Нет, моя дорогая, я хочу спасти тебя.

Я подняла на нее глаза, и окружавший меня туман стал понемногу рассеиваться.

– Морриган в беде?

– Да. И я опасаюсь за ее душу.

Я закрыла глаза от вновь нахлынувшей боли.

– Мирна ведь с вами, правда?

– Ты же знаешь, что со мной.

Я открыла глаза и заставила себя встретиться с ее сверкающим взглядом.

– Я очень зла на вас.

– Сила гнева зависит от силы любви.

Она нагнулась и коснулась губами моего лба. Я задрожала от ее прикосновения. Меня наполнила ее любовь, растворяя остатки болезненного тумана, который окутывал мой разум и лишал всяких чувств душу.

– Я помогу Морриган, – произнесла я и, откинувшись на подушки, стала расслаблять члены для астральной проекции, которая должна была последовать дальше. – Перенесите меня в Оклахому.

Богиня подняла золотую бровь, странным образом напомнив меня же.

– Морриган сейчас не в Оклахоме, Любимица. Дочь твоего духа в данный момент в нашем мире.

Не успела я оправиться от удивления, как получила еще один шок.

– Готовься, ты отправишься в царство Сидета.

– Там ведь сейчас Кай и Киган? – Я помотала головой, пытаясь прийти в себя.

– Киган – да. А Кай погиб. Его погубила та самая тьма, что преследует душу Морриган.

На этот раз гнев стал для меня очищением – силой, не слабостью.

– Чертов бог трехликого зла!

– Верно, Любимица. И я хочу, чтобы сегодня свет изгнал Придери из обоих миров на много поколений вперед.

– Хорошо, тогда отправляйте меня. Но только объясните, черт подери, что там происходит. – Я закрыла глаза. И пока мой дух вытягивали из бренного тела и катапультировали в небо сквозь крышу храма, Эпона начала свой рассказ…

Слова Кигана «Биркита уже мертва, огонек» стали для Морриган потрясением. Она смогла только покачать головой. И еще раз. И еще. Как при гибели Кайла… Как рядом с умирающим Каем… Этого не может быть…

– Это ты сделала! – зашипела Шайла на Морриган, когда та буквально рухнула на землю. Брина села между ними, она тихо рычала и с ненавистью смотрела на хозяйку Сидеты сузившимися глазами. – Ты принесла нам не свет. Ты принесла смерть. Ты не Несущая Свет, ты – Несущая Смерть.

– Шайла! – Голос Кигана звучал резко, хотя и с жалостью. – Ты просто вне себя от горя. Морриган не имеет отношения к последним трагическим событиям.

Шайла впилась взглядом в Морриган, ее глаза горели ненавистью. На бескровных губах заблестела слюна, когда она буквально выплюнула:

– Это я нашла Кая. Он сказал мне, что его убила тьма, которая следует за тобой. Он сказал, что тьма тебя преследует и скоро поглотит. Так что это твоя вина. Ты виновата в его смерти! – завопила она.

Морриган не могла вымолвить ни слова. Она не могла сказать «это неправда», потому что слишком боялась, что Шайла может оказаться права. Морриган прижалась к безжизненному телу Биркиты, обняла ее – больше она ничего не могла сделать для умершего воплощения своей бабушки. Потом посмотрела на Шайлу и Кигана. Она не чувствовала ни горя, ни боли. Она смотрела на все отстраненно, словно через длиннофокусный объектив.

– Шайла, достаточно! – рявкнул Киган. – Ты не права. И Кай был не прав. Я – великий шаман. Я бы знал, если бы Морриган имела связь с темным богом. Это не так.

Та, пылая ненавистью, перевела взгляд на кентавра, потом ее лицо внезапно исказилось, и по бледным щекам потекли слезы.