Мэри Пирсон - Сердце предательства [litres]

Стражники внизу уже привыкли к тому, что я сижу на этой стене. Вернуться в комнату через люк в туалетной каморке я никак не могла, а дверь была заперта. Пришлось рискнуть и возвратиться через окно.

Я уже пробиралась по карнизу, когда караульные меня приметили. Я тут же уселась на стену, сделав вид, что только что вылезла из окна и моя цель – просто посидеть вот так. Их крики меня не волновали, а они, убедившись, что я не собираюсь бежать, оставили меня в покое на моем шатком месте уединения.

Вообще-то, мне не хотелось заходить внутрь. Я чувствовала, что мне необходим свежий воздух, чтобы выветрился наконец липкий запах дыма и серы. Он, казалось, проник не только в ноздри, но и в каждую пору моего тела, тошнотворный и едкий. Что-то странное было в этих непонятных людях там, в пещерах, после встречи с ними я чувствовала себя растерянной и слабой.

Я вспомнила, как Вальтер называл меня самой сильной из нас.

Сейчас мне казалось, что он ошибся, я не сильная, а главное – больше не хочу быть сильной. Мне не хотелось здесь оставаться. Хватит с меня. Я хотела в Терравин. Хотела к Паулине и Берди, ее рыбной похлебке. Пусть что угодно, лишь бы не то, что меня сейчас окружает. Пусть вернутся мои сны. Пусть Рейф окажется батраком, а Вальтер будет…

Грудь заходила ходуном, но я сдержала рыдание и взяла себя в руки.

Что-то назревает .

Теперь, после встречи с этими учеными мужами из подземелья, я окончательно в этом уверилась.

Я чувствовала, как отдельные кусочки головоломки вертятся, ускользая, не даваясь мне: Песнь Венды, канцлер и королевский книжник, скрывающие древние книги и пославшие наемника убить меня без суда и следствия. А еще была кава на моем плече, которая отказывалась бледнеть. Что-то назревало еще давно, задолго до моего побега в день свадьбы.

Я вспомнила, какой ветер поднялся в день, когда я готовилась идти к алтарю. Его ледяные порывы терзали крепость, словно лютой зимой. Он сотрясал проклятьями окна и сквозняками летал по залам, нашептывая угрозы. Истины этого мира хотят, чтобы их раскрыли . Но все было намного серьезнее, чем я могла предположить. В тот день моя жизнь раскололась на «до» и «после» таким причудливым образом, какого я и вообразить себе не могла. Голова шла кругом и разрывалась от вопросов.

Я закрыла глаза и обратилась к дару, который смутно начала ощущать в себе лишь там, на Кам-Ланто. Дихара предостерегла меня, что дары чахнут и умирают, если о них не заботиться, но здесь так трудно было заботиться хоть о чем-то. Все же я закрыла глаза и попыталась осознать это место знания. Я усилием воли заставила свои руки расслабленно обмякнуть вдоль тела, усилием прогнала напряжение из шеи и плеч, сосредоточилась на свете за закрытыми веками и снова услышала голос Дихары… Таков язык познания, дитя. Доверься таящейся в тебе силе .

Я почувствовала, что перемещаюсь в какое-то знакомое место, услышала шорох травы на лугу, журчание реки, ощутила медовый запах клевера, дуновение ветра, перебирающего мои волосы, а потом услышала песню, тихую и далекую, легкую, словно ночной ветерок. Голос, который я отчаянно хотела услышать. Паулина . Я запела с нею вместе, подхватила слова Священного писания о том, как дева Морриган шла по полной опасностей пустоши.

Я прижала два пальца к губам и замерла так, чтобы удержать мгновение, чтобы оно стало безграничным, как вселенная, а потом вскинула пальцы к небу.

– И да будет так, – тихо произнесла я, – во веки веков.

Открыв глаза, я увидела небольшую группу людей, собравшихся внизу и слушавших мое пение. Среди них были две девушки, немногим моложе меня – с серьезными лицами они смотрели в небеса, куда я отпустила свою молитву. Я тоже подняла голову, вглядываясь в небо, и мне показалось, что мои слова уже достигли звезд.

Прошло три дня и две ночи, а Гвинет все еще не получила ответа от канцлера. Она убеждала меня, что, хоть я и не доверяю ни канцлеру, ни королевскому книжнику из-за того, как они относились к Лии, зато у Гвинет есть все основания именно у них разузнать, что и как. От нее они, скорее всего, не станут таиться и, что еще важнее, наверняка заинтересуются информацией от нее. Нам же надо тревожиться из-за неизвестных игроков, в данный момент такими для нас были почти все.

– Какая разница, кому мы доверяем или не доверяем помимо короля?

– Так ведь кто-то пытался перерезать Лии горло, еще когда она была в Терравине.

Я так и села, отказываясь верить услышанному от Гвинет. Лия объяснила мне рубец на шее тем, что споткнулась и упала с лестницы, неся охапку хвороста. Я очень опечалилась, поняв, как заботливо оберегала меня Лия в те дни, когда пришло известие о гибели Микаэля. Я тогда с головой ушла в свое горе и ничего не замечала вокруг. Теперь все представало в совершенно ином свете. Изменников всегда ловили и доставляли назад для суда – королевской дочери и подавно не могут отказать хотя бы в правосудии. Но кто-то хотел, чтобы она не дожила даже до слушания в суде. Я перебирала в уме членов кабинета и всех придворных, видя их в новом свете.

На третью записку, отправленную канцлеру сегодня рано утром, он ответил сразу и предложил встретиться после полудня. В этот раз Гвинет написала, что у нее есть известия о принцессе Арабелле.

Я сидела в темном закутке, подальше от чужих глаз. Впрочем, в такой час в трактире было почти пусто, если не считать пары посетителей в дальнем углу. Мое лицо скрывал надвинутый капюшон, под который я тщательно убрала свои светлые волосы. Я заняла место лицом к двери и не спеша прихлебывала горячий отвар из кружки. Гвинет сидела на видном месте за ярко освещенным столом, посреди трактира. Я должна была выйти из тени, только если получу сигнал от Гвинет, означающий, что мы переходим к запасному плану, согласно которому мне следует показаться канцлеру. Впрочем, я была почти уверена, что сигнала она не подаст. Гвинет вообще была против моего присутствия, но я упорно отвергала иные варианты. Она обвиняла меня в недоверии – возможно, открытие, что она была шпионкой, меня и отпугивало слегка, но куда больше я боялась другого: что иначе упущу шанс помочь Лии.

Канцлер пришел один, без свиты и охраны. Увидев в окно, что он подходит, я кивнула Гвинет. Держалась она прекрасно и казалась совершенно спокойной – но я уже начинала понимать, что во многом Гвинет похожа на Лию. Она умело скрывала страх за ледяным спокойствием, но в глубине души наверняка трусила и дрожала так же, как у меня дрожали руки под столом.