Мэри Пирсон - Сердце предательства [litres]

Канцлер подошел и сел напротив Гвинет. На нем был простой плащ, а на пальцах я не увидела обычных украшений. Следовательно, он не хотел быть узнанным. Опустившись на стул, он долго смотрел на Гвинет, не произнося ни слова. Она ответила на его взгляд. Мне хорошо видны были они оба. Осторожное молчание длилось долго. Я сдерживала дыхание, чтобы не пропустить, когда один из них заговорит, однако ни один не собирался нарушать тишину. Наконец, заговорил канцлер, странно приветливо, как с доброй знакомой, отчего у меня побежали мурашки по коже.

– Ты хорошо выглядишь, – заметил он.

– Да.

– А ребенок?

Гвинет поджала губы.

– Родился мертвым, – ответила она.

Кивнув, он откинулся на спинку стула и издал долгий облегченный вздох.

– Ну и ладно.

Лицо Гвинет окаменело, только одна бровь поднялась дугой.

– Да. Все к лучшему.

– Прошли годы, – сказал он. – Ты вдруг снова занялась сбором сведений?

– Мне деньги нужны.

– Поглядим, стоит ли чего-то твоя информация.

– Принцесса Арабелла похищена.

Канцлер рассмеялся.

– Плохо ты старалась. Мои источники сообщили, что она мертва. С ней приключился несчастный случай.

У меня так дрогнула рука с кружкой, что немного отвара выплеснулось на стол. Гвинет сузила глаза, даже не взглянув в мою сторону.

– Значит, ваши источники ошибаются, – настаивала она. – Ее увез в качестве пленницы Убийца из Венды. Он так и сказал, что повезет ее в свою страну – но с какой целью, я не знаю.

– Всем известно, что Венда не берет пленных. У тебя концы с концами не сходятся, Гвинет. Думаю, нам больше не о чем говорить, – канцлер с шумом отодвинул стул и встал, чтобы уйти.

– Я узнала это от ее фрейлины, Паулины, – поспешно добавила Гвинет, – которая своими глазами видела, как увозили принцессу.

Канцлер замер.

– Паулина? – он снова опустился на стул. – Где она?

Я сглотнула и пониже опустила голову.

– Скрывается, – ответила Гвинет, – в какой-то северной стране. Бедная перепуганная мышка, она отдала мне последние монеты, чтобы я смогла сюда приехать, и умоляла помочь принцессе Арабелле. Она хотела, чтобы я обратилась к вице-регенту, а я вместо этого явилась к вам – потому что нам есть что вспомнить. Понадеялась, что вознаграждение от вас будет более щедрым. Паулина обещала, что я получу хорошую награду за труды. Я уверена, что король и королева ждут не дождутся возвращения принцессы и готовы простить ее за неблагоразумный поступок.

Канцлер уставился на нее с суровым выражением, хорошо знакомым мне еще по цитадели. Только сейчас взгляд был еще тяжелее прежнего – видимо, придворный напряженно думал, пытался понять, насколько правдивы слова Гвинет. Наконец он сунул руку в карман плаща и бросил на стол тугой мешочек.

– Я переговорю с королем и королевой. Больше никому об этом не рассказывай.

Гвинет подняла мешочек, взвесила на руке и улыбнулась.

– Вы можете рассчитывать на мое молчание.

– Я рад снова работать с тобой, Гвинет. Где, говоришь, ты остановилась?

– Я не говорила.

Он нагнулся к ней.

– Я спросил только, чтобы помочь, если тебе понадобится более удобное жилье. Как раньше.

– Это очень щедро с вашей стороны. Дайте мне знать, что скажут король и королева, а потом обсудим и мое жилье.

Гвинет улыбнулась, взмахнула ресницами и кокетливо склонила голову набок, как бывало в таверне перед посетителями, но стоило ему выйти, как она в изнеможении откинулась на спинку стула. Я заметила испарину на ее лице. Она подняла руку и убрала со лба намокшие пряди.

Я подошла к ней.

– Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?

Гвинет кивнула, но я видела: она взволнована. С той минуты, как канцлер упомянул о ребенке, ей все труднее было сдерживаться.

– У тебя ребенок от канцлера? – догадалась я.

Глаза Гвинет яростно сверкнули.

– Мертворожденный, – резко бросила она.

– Но, Гвинет…

– Я же сказала, мертворожденный! И довольно, Паулина.

Она могла говорить и изображать что угодно, я все равно догадалась. Гвинет настолько не доверяла канцлеру, что даже опасалась сказать ему про его же собственное дитя.

На другой день в гостиницу доставили пакет. Он был адресован Гвинет. В пакете оказался еще один кошелек с монетами, больше первого, и записка.

Я навел справки у упомянутых вами лиц, однако они не проявили интереса к расследованию дела. Оба они считают, что лучше оставить все как есть, и напоминают, что в городе все еще не снят траур, все скорбят по принцессе Грете, а сейчас еще и сильно тревожатся о наследном принце Вальтере, чей отряд пропал без вести.

Примите это за ваши хлопоты и усилия.

Король с королевой отвернулись от дочери? Лучше оставить все как есть? Подвергнуться истязаниям у варваров и быть ими убитой – лучше? Я не верила своим ушам, не могла поверить, что они могут бросить собственную дочь, но тут слово траур бросилось мне в глаза.

Я без сил опустилась на кровать, меня захлестнуло чувство вины. Я понимала, что значит скорбеть. От тревоги за Лию я почти совсем забыла о Грете и о той трагедии, из-за которой Лия, вообще-то говоря, и бросилась назад в Сивику. В памяти снова возникло безумное, перевернутое лицо Вальтера и то, как он сидел, съежившись, в грязи за ледником. Ужас в его глазах. Он совсем не был похож на брата Лии – от того человека, которым он был когда-то, осталась только оболочка. Я не видела, как убили Микаэля, хотя бы этого не пришлось пережить. Лия сказала, что он пал в битве смертью храбрых. Теперь я спросила себя – не пронзила ли и его горло стрела, направленная бездушным варваром вроде Кадена. Чуть не застонав от боли, я начала поглаживать живот.

– Нам надо уносить ноги, – сказала Гвинет. – Немедленно.

– Нет, – запротестовала я, – я не собираюсь бежать только из-за того, что…

– Да не из Сивики. Из этой гостиницы. Из этого пригорода. Канцлер знает теперь, где я остановилась. Он наверняка подкупил посланца. Теперь он, возможно, рассчитывает, что я уже в пути, но может явиться, чтобы потребовать от меня услуг другого рода. Ему не понадобится много времени, чтобы найти тебя.

Я не спорила. Я ведь и сама слышала, как он спросил: Где она? По голосу было понятно: его волнует не мое здоровье.

Ибо когда Дракон наносит удар,

Он не знает милости,

И зубы его вонзаются в плоть,

С восторгом и наслаждением.

– Песнь Венды

У меня за спиной Астер, Ивет и Зекия раскладывали одежду. Меня они попросили не подсматривать и не оборачиваться, пока все не будет готово. Удержаться от такого искушения мне не стоило труда, поскольку мысли по-прежнему витали где-то далеко отсюда. На сердце было тяжело, и я не могла избавиться от этого груза.